Джесси стало его жаль, поэтому она сочла нужным вступиться.
— Вы правы, — громко сказала она, всех удивив своими словами, — точно такое же впечатление у меня. Эта женщина напоминает дурную мысль, преступную, может быть, спрятанную, как анонимное письмо, в букет из мака и белены. Посмотрите на ее сладкий, кошачий рот!
— Джесси! Джесси! — воззвала Ева.
— Вы шутите! — сказал Гаренн.
— Как же я могу шутить? Я всегда говорю, что думаю, если спор.
— Джесси не лукавит, — вздохнула Ева, любуясь ее порозовевшим лицом, — но как все мы различны!
— Я вам очень признателен, — сказал Детрей, отрывисто поклонившись девушке. — Теперь мой левый фланг имеет прикрытие.
— А правый? — возразил Гаренн, сидевший по правую сторону от Детрея. — Я выстрелю. Вы попросту клеветник, хотя, разумеется, честный, как и ваша пылкая соумышленница. Эпоха, когда жил да Винчи, — эпоха жестокости и интриг, — невольно соединяется вами с лицом портрета.
— Положим, — возразила Мери, — а «Беатриче» Гвидо Рени? Джесси сказала:
— Приятную женщину не мог нарисовать человек, смотревший на казни ради изучения судорог; он же позолотил мальчика, и был он вял, как вареная рыба. Я не люблю этого хитрого умозрителя, вашего Винчи.
— Искусство выше личного поведения, — заметил Фаринг.
— Выше или ниже, — все равно, — объявила Джесси, успокаиваясь. — Мне нравится Венера. Та — женщина. Большая, отрадная, теплая. Если бы у нее были руки, она не была бы так интересна.
— Венера Милосская, — сказал Гаренн. — По преданию, царь Милоса велел отбить ей руки за то, что видел во сне, будто она душит его. Успокоительная женщина!
Джесси залилась смехом.
— Отбил, я думаю, сам скульптор, — сказала девушка сквозь кашель и смех.
— Он думал сделать лучше, но не успел. Ева, у меня разболелась голова, и я поеду домой. — Она коснулась волос. — Смотри, я забыла, что шляпу мою сдунуло в море!
— Вот странная вещь, — воскликнул Детрей, — вы потеряли шляпу, а я нашел шляпу. Я ехал от Ламмерика нижней дорогой и увидел на щебне шляпу с белой лентой.
Вскочив от изумления, Джесси уставилась на Детрея огромными глазами.
— Так неужто моя?! — сказала она со стоном и смехом. Не менее взволнованный, Детрей заявил:
— Сейчас вы ее увидите. Я хотел сказать, как пришел, но заговорился. Неужели я нашел вашу шляпу? Она в передней, завернута. Она цела.
Он быстро вышел.
— Если так, — сказала Ева, — то ты, Джесси, дочь Поликрата!
— Ах, я хочу, чтобы это была не моя! — сердито сказала Джесси, устав от неожиданности и, в то же время, нетерпеливо ожидая возвращения Детрея.
