Акт второй: супружеская чета в напрасном ожидании — зрелище, достойное кисти Босха или карандаша Бидструпа. Какие переливы красок, какая гамма чувств при общей скульптурной неподвижности группы! Слышен мощный гул, точно от двух трансформаторных будок. Это гудят высоковольтные провода нервов. Хрясть! Хрясть! Знатные оплеухи. Жена не вынесла — значит, недалече истерика, валидол и беспорядочное отступление.
Назавтра с темными кругами бессонницы, всклокоченный и разбитый, надежда и опора будет давить до посинения кнопку твоего звонка. Но ответит ему только эхо. тебя снова нет, распалась на атомы, как андерсоновская Русалочка. Ничего, ничего, пусть поварится в котле с кипящей смолой женской ревности, пусть пройдет все фазы готовности: от покаяния до медленного озверения и буханья дверью.
Акт третий: после скитаний по приятелям, с недельной щетиной, желтыми белками и урчанием в желудке изможденный дезертир, размахивая белым флагом, возникает на пороге родной крепости с заявлением о полной капитуляции. Его принимают, моют, бреют, кормят. Отогретый и сытый, он возлежит на знакомом диване в сиянии радужных прожектов, умиленный и размякший. Но рано, рано грешник напялил нимб — не все счета оплачены, индульгенция признана фальшивой и предана публичному сожжению.
Короче, пора и позабытой ундине материализоваться из атмосферы. Не беда, что согласие на встречу дадут с трудом. Покапризничает и согласится. Хотя бы для того, чтобы решительно и бесповоротно Остальное — дело техники. Особой виртуозности и не требуется, чтобы в карман пиджака завалилась шпилька, на рубашку попала капля духов, а пуговицу (о великий Мопассан!) обвил волос. Не сомневайся, таможня бдит! Ее не усыпить ангельской кротостью. Сигнал тревоги — и уже бегут солдаты, передергивая на ходу затворы, воет сирена, рвутся с поводков, брызгая бешеной пеной, овчарки. Ату его, ату!
Процесс повторяется до тех пор, пока не падет затравленный прелюбодей к твоим ногам, моля о пощаде и политическом убежище. Или к ее. Какая разница? Все равно после этой мукомольни он уже не ваш трофей, а наркологического или психоневрологического диспансера. Ну как, будем звонить?
Сама я никогда не терроризировала сестер требованием «отдай Гирея мне, он мой». С тех пор как одна экспансивная особа предъявила права на кусок антрацита, презентованный мне младенцем мужеского пола, ее ясельным женихом. Сражение разгорелось не на живот, а на смерть. После, размазывая по разным углам угольные слезы, мы наблюдали, как нянечка сметала с манежа останки не поделенного сокровища, а юный ветреник с воображулей в бантах лизал по очереди шмат отколупанной от стены штукатурки.
