Мужчина и методы его дрессировки. Между мужем и любовником | страница 66



С каждым выдохом из нас уходит частичка жизни. но мы не перестаем дышать, потому что каждый вдох нам ее дарит.

КОСТЕР В ТУМАНЕ

Он вставляет в замочную скважину ключ и обречено морщится: опять изворачиваться, опять плести небылицы. Он наблюдает, как доверчиво заглатывает очередную порцию лжи его верная спутница, и внутри что-то екает и щемит. Он занимается с нею любовью, и как бы ни была великолепна подпольная подруга, а старый конь борозды не топчет. Он срывается на телефонный звонок и покрывается холодной испариной, когда жене удается первой завладеть трубкой. И трезвое эго подталкивает:

«Эй, парень, а может, ну ее к лешему? Побаловались — и хватит. Баба с воза, — кобелю легче».

Это зреет первый кризис. Его исход часто летален и застигает нас врасплох. Потому что накануне были бурные ласки. Без извещения, что это — прощальная гастроль. А до того — практически никаких симптомов. Ну, чуть оперативней устремляется в ванну, ну чуть компактней стали встречи, ну, чуть реже стал названивать. И только-то.

После объявления приговора нежный палач не отказывается принять на посошок. Зачем отказывать себе в особом наслаждении: сжимать в объятиях тело. В котором резонируют судороги обиды и страсти.

И самого его пьянит сочетание близости и отторгнутости. Коктейль — пальчики оближешь. А давай-ка свернем ему из этих пальчиков кукиш! Нечего потакать половому каннибализму! Понравится, раскушает и начнет время от времени являться за свежим глотком крови. Как тебе участь собаки, которой бросают мясо, обвязанное суровой ниткой, чтобы потом вытянуть угощение из желудка?

Значит, нечего ждать, когда твой залетка положит на кухонный стол вместо цветов свою покаянно-окаянную голову в мучительных зудящих лишаях колебаний. Кому нужна его голова в отрыве от всего прочего? Попробуем уберечь родную плоть от расчленения и вклинимся между светлым вчера и темным завтра со своей рабочей версией развитая действия. Какова она?

Представь, человек собрался на служебный банкет. На улице слякоть, печень побаливает, куда-то плестись, чтобы с фальшивым подобострастием на лице и ненавистью в сердце внимать бесконечным, как караван товарняков, тостам шефа, делать комплименты его стерве-секретарше, поддакивать пьяным откровениям коллег. Гораздо охотней он провел бы этот вечер за рюмкой коньяка у родного телевизора. Но долг есть, к сожалению, долг.

Но вдруг швейцар у парадного подъезда преграждает дорогу:

· Не велено пущать!