Но не думай, что стоит обзавестись кем-то еще — через короткий срок затрепещут ленточки на капоте боачного кортежа. Допустим только законный соперник.
А еще — балуй себя. По собственному опыту знаю,
что у одинокой женщины всегда найдутся деньги на маленькие, но частые удовольствия. Одно из них, совершенно бесплатное, — без оглядки отдаваться своему настроению. Чем лучше к себе будешь относиться ты тем больше оснований у мужчины окружить тебя вниманием. Эта публика сразу чует, каким уровнем ухаживаний можно ограничиться. Когда в твоем баре «Вдова Клико», они не выставят на стол дешевый портвейн. Когда твои простыни пахнут лавандой, ты почти застрахована от фуфайки в гараже. Празднуй себя, радуйся себе, холь, нежь, лелей!
КТО МОЖЕТ СРАВНИТЬСЯ С МАТИЛЬДОЙ МОЕЙ…
Что ты знаешь о своей законной сопернице? Возраст. масть, имя. Или твой приятель не скупится на подробные доносы и широко информирует о завалах посуды в мойке, белья в тазе, где вот-вот зажелтеют кувшинки, о пепельнице, которую суют под кран после каждой сигареты, о растяжках на животе, рыбьем темпераменте, закатанной до подбородка ночной рубашке, нетленном оплоте целомудрия? Тогда мне не с чем тебя поздравить.
Лично я без колебания вычеркиваю из списка претендентов того, кто с готовностью перетряхивает грязные простыни своей женщины. А вдруг и я чем не угожу? Зачем мне фельетонист в постели! Отношение к спутнице жизни — это не частность, это экзамен на аттестат этической зрелости. Да и вряд ли она образец клинической фурии, иначе бы к моменту вашей благословенной встречи твой кавалер был бы либо философом, либо импотентом, то есть объектом, непригодным для интенсивной сексуальной эксплуатации. Лишь однажды проклятия в адрес жены я приняла с сочувствием.
Это было в канун архивного Нового года. Я и мой спутник той бесприютной зимы пировали шампанским «Помпадур» из украденной в попутном баре тары на последнем подоконнике хрущевской пятиэтажки. Шастанье жильцов не беспокоило — в столице пробило полночь, за окнами лютовал январь.
Но вдруг дверная расщелина одной из квартир после короткой внутренней потасовки выплюнула наружу тщедушное существо в заячьем треухе, трусах «ну, погоди!», тапочке и ботинке. Обнаружив себя на площадке, изгнанник не стал рваться назад, а переминался с ноги на ногу, скрестив в жесте балетного лебедя запястья, словно юный ленинец, выставленный в холодный вестибюль за злостное нарушение лагерного режима. Стограммовое соболезнование принял молча. После повтора душа не стерпела.
