Хохот громыхнул на весь вагон-ресторан. И вот уже братки смотрят на дельца как на последнюю падаль. До чего изговнялся от страха! Экая пакость. А недавно встречали его почти с поклоном...
Главарь наслаждается: плюнул на два пальца, пригладил Пинскому чёлку:
— Веди-и!..
Пошли вдвоём в нужник. И хотя Бородастый пьян, воры не опасаются, что спутник ему что-нибудь сделает. Если б он посмел в нынешнем положении — весь Закон встал бы против него. Всюду найдут: с живого будут кожу сдирать узенькими лентами. И он это знает.
Ввалился Пётр в нужник — Пинской за ним. Глянул на часы: через две минуты — станция. Бородастый икает, сопит, усмехается:
— Ну-у... сымешь с меня брюки?
Спутник говорит:
— Немного позже. — Его рука в кармане, а там — кастет. Бандюгу кастетом — бамц в висок. И — с хорошим размахом — по лбу.
Пётр в отключке привалился к стенке, бряк на задницу. Поезд тем временем встал. Пинской выждал, когда он тронется, опустил окно. Он обладал силой гимнаста — и хотя и с немалым напряжением, но поднял Бородастого и сбросил на придорожные кусты. Тут же выпрыгнул и сам: поезд ещё не набрал скорость.
Бородастый очнулся в траве под деревьями, куда его откатил спутник. В башке от боли треск; всё перемешалось-спуталось. Слышит голос Пинского:
— Пётр, ты живой? А ведь с верхней полки упал!
Кругом темно: уже наступила ночь. Туша лежит — мозги в контузии.
— Где мы?
— В поезде. Но он не может ехать. Ты бросился на проводника, вырвал у него... ну, то, что он поднимает... х...! И сломал! Ему нечего поднять. Ты хоть помнишь, как отнимал у проводника это самое?
Пётр вспомнил: и бросался, и отнимал...
— По пьянке это... а я не хотел. Ехать надо! Чего теперь-то?
Пинской суёт ему в пасть горлышко фляжки, а в ней — «белый медведь».
— На-ка попей, пока проводник новый х... достанет.
Бородастый пососал, отрубился. Пинской стащил с него брюки. А между деревьями мелькает луч фонарика: подходит стая мужеложцев. Осветили: вот это да-аа! какой товар выставлен! Два эдаких толстенных окорока — ещё и жёстким волосом поросли.
Стая вмиг впала в страшную нервность. К Пинскому:
— Та-а-ргуешь, друг?
— Никогда! Приятель попросил снять с него брюки — я снял. Больше ничего.
— А зачэм он просил? Он хочэт?
Пинской видит при стае магнитофон «Романтика»[2], который так любили туристы и геологи.
— Спросите — не немой: ответит!
Жопники включили маг, треплют Бородастого по загривку, а по заду жадно — хлоп-хлоп-хлоп!.. У всех наружу торчат.
