Пинской хоть и жизнерадостный человек, но не наивный. Бородастый ему нисколько не нравился.
— Что ж, Варежка, твоя весточка свою цену стоит! — достал из кармана набитый лопатник: бумажник то есть, в руках вертит, подбрасывает — гостя кинуло в бодрость.
Рассказал... Бородастый говорил в своей банде: я-де всех дельцов потрошу! А Пинской — какой он ни есть умный да знаменитый — всё-таки не рыжий, чтобы от них отличаться. Примет и он страданья из моих рук. Поеду с ним в Гагру, и там, вдали от родного Урала, его будет проедать крыса.
Бандиты окружат Пинского, поплывут с ним вроде кататься по морю на лодке. Возьмут с собой маленькое железное ведёрко — в таких дети носят воду на клумбы. В ведёрке будет сидеть крыса. Пинского в лодке свяжут, догола разденут. Ведёрко с крысой откроют и к пояснице к его прижмут. Крыса, ища выход, станет вгрызаться в живую дрожащую поясницу человека...
В ходе мучений Пинской, мол, откроет все тайники и секреты. Но от кончины не уклонится — качаясь в лодке на тёплых волнах курорта. Разве что исхитрится умолить Бородастого — тот сжалится и утопит его, не до конца проеденного крысой.
— Ну как, Константин Павлович, — спрашивает Варежка, — прохладно стало душе?
— О чём разговор? — отвечает Пинской. — Согреем на юге и тело, и душу.
— Так вы... как бы сказать не обидеть... не хотите смыться?
— Не хочу, Варежка! И пойду на затейные игралки — позвал меня Бородастый.
С этими словами Пинской наградил Варежку бабками и обещал, что ни под каким видом его не подставит. Отправился по приглашению Бородастого.
В переулке, который выходит на макаронную фабрику и выглядит очень провинциально, стоит пригожий домик с палисадником. За высоким забором, за крепкими ставнями в этом домике сходилась братва. Сюда и шёл Пинской.
Пётр Бородастый сидел на цветастых пуховых подушках: они горкой положены на пол. Дядя внушительных размеров, толстозадый, с толстыми ногами и руками. Подбородок по-страшному выперт — напоминает колун: дубовые чурбаны колоть им. Его усеивают прыщи — они мешают бриться, однако Бородастый весьма старательно выбрит. От этого его карточка ещё противнее. Пасть — словно бритвой по коже полоснули: губ нет. Скулы торчат, нос куцый. А гляделки такие, что после них глаза гадюки покажутся приятными.
Бандит провёл ладонью по своему рту и Пинскому:
— Кого я вижу? Какая радость! — протягивает потную руку. Гость пожал с культурным видом.
У окна занавешенного — стол, за ним сидят воры. Другие развалились на полу на ватных одеялах. Варежка виден среди них.
