Перед тем, как начало смеркаться, он распорядился, чтобы фургоны отъехали от деревьев на плоскую луговину дальше к западу. Там из веревок соорудили временный загон и пустили в него пастись выпряженных волов.
Мадден расставил дозорных по периметру лагеря, и все приготовились ждать второго нападения.
Сны Шэнноу были окрашены кровью и огнем. На лошадином скелете он ехал через пустыню, полную могил, пока не увидел беломраморный город и золотые ворота. Их блеск ослепил его.
— Впустите меня! — крикнул он.
— Зверю сюда доступа нет, — ответил неведомый голос.
— Я не зверь.
— Тогда кто ты?
Шэнноу посмотрел на свои руки и увидел, что они покрыты змеиной чешуей в черно‑серых разводах. Голова у него мучительно болела, и он потрогал рану.
— Впустите меня. Я истекаю кровью.
— Зверю сюда доступа нет.
Шэнноу громко закричал — его пальцы коснулись лба и нащупали рога — длинные, острые, они источали кровь, которая с шипением закипала, едва ее капли касались земли.
— Хоть ответьте мне, Иерусалим ли это?
— Тут нет разбойников, Шэнноу, чтобы убивать их. Поезжай дальше.
— Мне некуда ехать.
— Ты выбрал путь, Шэнноу. Следуй ему.
— Но я взыскую Иерусалима!
— Возвратись, когда волк и ягненок будут пастись вместе, и лев, как вол, будет есть солому.
Шэнноу проснулся… Его похоронили заживо! Он пронзительно вскрикнул, и слева от него отдернулась занавеска. Комната по ту ее сторону была освещена. На постель рядом с ним осторожно присел старик.
— Ничего не опасайтесь! Вы — в Землянке Лихорадок. Все будет хорошо. Когда поправитесь, то сможете уехать, когда пожелаете.
Шэнноу попытался сесть, но голова болела невыносимо. Он поднес ладонь ко лбу, опасаясь, что она упрется в рога, однако нащупал только холщовую повязку и обвел взглядом тесное помещение. Ничего, кроме постели и огня, разведенного под белыми камнями очага. Жар, исходивший от них, обжигал.
— У вас была лихорадка, — сказал незнакомец. — Я ее вылечил.
Шэнноу лег поудобнее и тотчас заснул.
Когда он проснулся, старик все так же сидел возле него. Одет он был в куртку из овчины без всяких украшений и штаны из кожи, мягкой, точно ткань. Совершенно лысая макушка, но волосы ниже были густыми, волнистыми и почти достигали плеч. Лицо, решил Шэнноу, доброе, а зубы на редкость белые и ровные.
— Кто вы? — спросил Шэнноу.
— Я уже давно не пользуюсь своим именем, а здесь меня зовут Каритас.
— Я Шэнноу. Что со мной?
— Полагаю, у вас треснул череп, мистер Шэнноу. Вам было очень плохо. Мы все боялись за вас.
