– Да, – сказал он. – Над этим-то я и раздумывал. Я не понимаю твоей науки, Шрина, но я знаю, как решать задачи. Сначала установить суть отклонения и потом спросить не о том, в чем заключается проблема, а о том, чего она не затрагивает. Если все Меняющиеся совершают паломничество к Мечу, но на женщин оно не влияет, так что мужчины делают другого? Что делал Шэр-ран, пока вы были там?
– Ничего сверх того, что делала и я, – ответила она. – Мы ели, пили, мы спали, мы занимались любовью. Мы вернулись домой.
– Но разве он не поднялся на Пик Хаоса и не нырнул оттуда в воду с двухсотфутовой высоты?
– Да. Насколько я понимаю, обычай требует, чтобы мужчина омылся в Золотом озере. Перед произнесением клятвы. Но ведь это делают все мужчины, а перемена начинается не у всех.
– Верно, – согласился он. – Однако некоторые мужчины просто совершают омовение в наиболее доступной бухте озера. Другие ныряют с невысоких обрывов. Но только самые отчаянные взбираются на Пик Хаоса, чтобы нырнуть оттуда.
– Я все еще не понимаю. Куда ты клонишь?
– Пятеро из последних шести, подвергнувшихся Перемене, взобрались на Пик. Одиннадцать других, просто искупавшихся в бухте, ей не подверглись. Вот оно – отклонение. Самый большой процент подвергающихся Перемене составляют те, кто взбирался на Пик.
– А как же ты? Ты не влюблен. Ты ни с кем не отправлялся к Мечу.
– Нет, Шрина. Я отправился один. Я поднялся на Пик и нырнул; Ошир взмыл в воздух и принес клятву.
– Кому?
– Любви. Я собирался попросить… одну женщину пойти туда со мной, но не знал, достанет ли у меня мужества нырнуть. И пошел один. А две недели спустя началась Перемена.
Шрина опустилась на стул, не спуская взгляда с человеко-зверя.
– Какой дурой я была! – прошептала она. – Ты можешь еще раз пойти к Мечу со мной?
– Я могу не дотянуть до конца пути человеком, – сказал он. – Громобой, с которым ты пришла к нам, еще у тебя?
– Да, – ответила она и, открыв ящик стола, достала адский пистолет.
– Лучше возьми его с собой, Шрина.
– Я никогда не смогу убить тебя, Ошир. Никогда!
– А я верю, что никогда не причиню тебе вреда. Но ни ты, ни я наверное этого не знаем, ведь правда?
* * *
Шэнноу натянул сапоги и надел пояс с кобурами. Он все еще чувствовал себя слабее, чем ему хотелось бы, но силы к нему почти вернулись. Бет Мак-Адам поглощала все его мысли с того часа, когда она разделила с ним постель. Шэнноу сел у окна и оживил в памяти радость того дня. Он не винил ее за то, что с тех пор она его избегала. Что он мог предложить? Какая женщина захотела бы связать свою судьбу с человеком его славы? Пока он выздоравливал, у него было много времени для раздумий. Его жизнь потрачена зря? Что он сделал такого, что осталось бы жить после него? Да, он убивал убийц и, следовательно мог бы указать, что тем самым спасены жизни их будущих невинных жертв. Но у него не было ни сына, ни дочери, чтобы продолжить его род, и нигде в этом полудиком мире его не принимали надолго.
