Лочен и Вангди медленно подошли к алтарю, приподняли один из тотемов, и тотчас же из круга выскочил заранее выбранный кангми, крепкий юноша. Он лег на алтарь спиной вниз, раскинув руки и ноги. Лочен и Вангди поставили ему на грудь тотем, и первобытный ритуал начался.
В полной тишине Лочен принялся выполнять замысловатые фигуры древнего танца. С каждым кругом он все ближе и ближе приближался к алтарю. Искусно манипулируя двумя ножами, он кружил вокруг молодого кангми, выкрикивая заклинания. Вот наконец закрутился, подпрыгивая, делая ложные выпады ножами то в живот лежащего воина, то в глаза, то подмышки. С каждым выпадом над толпой кангми проносилось восхищенное:
Ах-xaг! Ах-хаг!
Но кульминация наступила несколько секунд спустя. Схватив лежащий около алтаря камень, Лочен изо всех сил ударил им тотем Нга. Удар, еще удар — и нефритовый идол, расколовшись на куски, упал с груди невредимого юноши на землю. Взвыли ритуальные трубы торхи, загудели барабаны логдро, кангми бешено затопали по земле, Лочен в изнеможении повалился на алтарь. Сакральная церемония по-бар-до-Нга была закончена. Старый тотем владыки Нга ушел, чтобы в предстоящем охотничьем сезоне уступить место новому.
Круг снова задвигался в ритмическом танце и вдруг распался. В центре поляны осталось только несколько кангми. В то же мгновение по знаку Вангди загремели, загудели барабаны. Это женщины приглашали мужчин-охотников начать весенние пляски. Их участники должны были изобразить перед новым владыкой Нга и всеми присутствующими тех живых существ, на которых намеревались охотиться предстоящим летом.
На импровизированной сцене уже стоял наготове первый танцор. Это был молодой Тентар из семьи старого Санга. Он начал изображать джакгли — вепря. Наклонив туловище и встав на четвереньки, Тентар громко захрюкал, потом, оскалившись и потряхивая лохматой головой, стал прыгать то влево, то вправо, часто перебирая руками и ногами, опуская лицо к земле, как бы в поисках желудей и кореньев. Барабаны подхватили ритм. Еще прыжок, еще! Выше! Настоящий джангли! Сходство было поразительным. Импровизацию охотника поддержал звук трубы торхи, прозвучавший, как похвала.
Теперь, чтобы показать и свое искусство подражания, в пляску вступили братья Чакпо и Дорджи. Они стали истинными воплощениями гульманов — обезьян. Их прыжки по воображаемым деревьям и ужимки тоже были по достоинству оценены громким, одобрительным гудением труб.
Все новые и новые танцоры неутомимо и вдохновенно продолжали свои пляски. Напряжение на поляне не ослабевало.
