Да, он жил в Улуг-Хеме! Об этом только что сообщил Егорышеву начальник управления Ройтман. Матвей приехал сюда в пятьдесят седьмом году с Гольдбергом и после смерти Гольдберга остался тут навсегда.
В Улуг-Хеме, да, пожалуй, и во всей Торже Строганова хорошо знали. Он исколесил этот край вдоль и поперек, меняя молоток геолога на кисть художника. Его картины висели в правлениях колхозов, в юртах скотоводов, в кабинетах секретарей райкомов. В местном этнографическом музее для его этюдов был отведен специальный зал. Он находил в этом суровом горном крае живописнейшие уголки.
Туристы и командировочные, приезжавшие в Улуг-Хем, расспрашивали местных жителей о достопримечательностях края. Жители хвастались горами, яками, металлургическим заводом, футбольной командой, выигравшей недавно у монгольских спортсменов, и непременно упоминали о геологе Матвее Строганове, который за короткий срок создал галерею картин о Торже.
За четыре года пребывания в Торже Матвей успел стать достопримечательностью. Отчего это произошло, Егорышев так и не понял, хотя Ройтман пытался ему объяснить.
Он был так ошеломлен и растерян, что с трудом удержал в памяти адрес и совет поторопиться, так как Строганов недавно взял отпуск и собирался отправиться в очередное путешествие по Торже.
Егорышев стоял на той точке земного шара, где находился «Центръ Азии», и глядел на веселый, разноцветный Улуг-Хем, как будто переселившийся сюда откуда-нибудь с берегов Черного моря. Легкий и праздничный облик города плохо гармонировал с угрюмыми сопками и свинцовой водой реки Унги.
Егорышев был, наконец, в нескольких шагах от цели, но сделать эти несколько шагов оказалось труднее, чем доехать от Москвы до Красноярска.
Пока он ехал, он мог не думать о том, что будет после встречи с Матвеем. Ему удавалось прогонять такие мысли. Теперь предстояло переступить последнюю черту. И Егорышев знал, что сделает это, но ему потребовалось некоторое время, чтобы собраться с силами.
Он вспомнил голос Наташи по телефону, тихонько сказал ей: «Все в порядке, лада!» — и отправился на Центральную улицу разыскивать дом под номером шестьдесят восемь.
Это был довольно невзрачный дом с тремя окнами и низкой крышей. Егорышев постоял еще немного на крыльце, чтобы справиться с дыханием. Ему показалось, что он справился, никто ничего не заметил. И тогда он постучал.
Долго никто не открывал Затем дверь скрипнула и на пороге показался мальчуган лет четырнадцати. Он удивленно посмотрел на Егорышева большими карими глазами и спросил:
