Вслед за морозом пришел и снег. Всю ночь сыпала белая крупа. А утром все вокруг стало белым. Точно Мир оделся во все новое. Словно снова стал невинным дитятей. И все радуются ему, точно младенцу.
И пускай первый снег ненадолго — выкатит Хоре на небо и растопит праздничное убранство, только это будет потом, а пока все вокруг сияло чистотой.
Второе счастье было больше первого.
У отца наконец-то выдался свободный от забот день, и он решил проведать, как там послухи к посвящению готовятся.
Мы как раз с Гостомыслом кощун Скотьего Бога разучивали. Тянули вслед за ведуном:
Славься, Велес, Правь нам даривший.
Славься в языках и землях окрестных…
Красивее всего у Ивица выходило. Здоров был оружейников сын глотку драть.
Жарох тоже старался. Да, видать, ему в детстве медведь уши отдавил. Оттого и подвывал он гнусаво да все не в лад попадал.
Гостомысл над ним, точно сам Велес, возвышался. С черпаком в руках. Как только Поборов пасынок петуха наружу голосишком своим хиленьким выпускал, ведун звонко бахал его черпаком промеж оттопыренных ушей.
— Неверно, отрок, — приговаривал Гостомысл. — Басовитей выводи.
А мы с Красуном, обрадованные тем, что занят ведун наставлением Жароха, к нам спиной повернулся, внимания особливого не обращает, подпевали абы как. Сами же тем временем шпыняться стали. Только для того, чтобы веселее стало кощун тянуть.
За этим занятием нас и застал отец.
— Здраве буде, послухи, — с порога сказал.
— Здраве буде, княже, — ответили мы.
— Что-то вы нестройно вытягиваете? Кощун-то у вас уж больно коряв выходит.
— И не говори, княже, — сокрушенно покачал головой Гостомысл и отвесил звонкий подзатыльник Жароху.
Тот только поморщился да ушибленное место почесал.
— Бьюсь с ними как рыба об лед, — продолжал ведун, — а им все хихоньки да хахоньки. Посвящение уже не за горами, а мы с Белоревом уж думаем, может, еще пусть годок в послухах походят?
— Вот сейчас и проверим. — Князь присел на скамью и бобровую шубу расстегнул. — Ох и жарко ты топишь, Гостомысл.
— Так ведь в тепле и голос звонче, — ответил ведун.
— Что такое крапива глухая?[82] — между тем спросил князь. — Кто скажет?
— Я знаю, княже, — тут же выкрикнул Жарох и затараторил: — Глухая крапива — это трава высотой по пояс, а мне по сиську будет. Стебулыга у нее с четырех сторон обтесанная, точно брус. Листок зеленый. Прямо от стебля растет. Цветок маленький, лазоревый, вся верхушка ими утыкана. Растет там, куда огнищанки помои выливают. Трава сорная, а пользы от нее много. Отвар от маяты беспричинной и страхов ночных помогает. Если много принять, так спать будешь, что медведь в берлоге. Также от болей в груди полезна и боли всякие притупляет, — скороговоркой проговорил, а потом от себя добавил: — Только горькая она, зараза, трава эта.
