— Почему так дорого?! — спросил Федя осипшим голосом.
— У вас большое и тяжелое дело на межгосударственном уровне. Только моими талантами сыщика здесь не обойтись, оплачивать придется весьма дорогих чиновников безопасности, зато я обещаю, что, если этой женщины здесь не будет, я найду ее даже там, у вас. В России, — добавил адвокат, нависая над Федей. — Вы меня очень заинтересовали. Скажете вашему другу про меня?
— Нет. — Федя дышал тяжело и не двигался с места, хотя хозяин кабинета явно собрался его выпроводить. — Я это… Я не очень понял.
— Денег стало жалко? — спросил адвокат, зябко потирая руки. — Не лишайте меня удовольствия от этой работы, и потом… Только представьте, это же будет самый дорогой в мире трах! Подпишите договор.
— Чего? — Теперь Федя решил, что точно ослышался.
— Ничего особенного, но я теперь являюсь вашим адвокатом, если вы попадаете в историю, я решаю ваши проблемы. Это моя работа, я ведь и налоги плачу.
Федя сказал, что не подписывает никаких договоров с детства.
— Тогда поставьте крестик вот здесь, пожалуйста.
В тринадцать лет Федя подписал один договор, он запомнил его навсегда. Федя помнил даже цвет и запах листка в линейку. Листок был почти пустым, потому что написано было:
Договор
Я буду Драной Жопой, а не Федей Самосвалом, если дам учителю физкультуры сделать это.
И ПОДПИСЬ.
Всего листков было три. Текст одинаковый, подписи разные. Драной Жопой мог еще стать вальяжный черноглазый Хамид и огромный толстяк Макс Черепаха. Договоры упаковались в жестяную банку от чая — богатство Хамида, он хранил в ней несколько фотографий и кольцо-печатку — и были закопаны под деревом недалеко от железнодорожной станции.
Федя вдруг вспомнил отчетливо недоумение на отечном лице Макса Черепахи — тот не понял, что значит расписаться, тогда Хамид сказал ему:
— Поставь крестик…
Макс поставил крестик. Это было в 1964 году в маленьком провинциальном городке.
— Зачем мы это пишем, ведь его уже нет? — спросил рассудительный Хамид.
— Чтобы никогда не забыть и быть начеку, — сказал Федя.
Перед начищенной до блеска табличкой с именем Дэвида Капы стоял старый поляк и неуверенно смотрел на дверь. Почувствовав, что его разглядывают, поляк поднял голову и слегка кивнул иссушенному лицу в окне. Дверь открылась. Поляк оглядел китайца, вошел, все еще медля, но потом отдал слуге шляпу и фотоаппарат. Он завороженно разглядывал картины, пока поднимался по лестнице в кабинет адвоката, перед одной даже замер в благоговейном восторге, достал очки и внимательно изучил подпись художника.
