– А на чем же мне ехать? На дирижабле?
– Позвони Леше Кормилицыну – он твои школьный товарищ. И у него есть машина. Или покойный тебя одного в классе учил?
Она иногда пугает меня – когда угадывает мои мысли, но понимает их неправильно. Как объяснить ей, что Кольяныч учил нас всех, но я с ним дружил, а Лешка над ним посмеивался. И когда Галя вошла я разглядывал пухломордую фотографию Лешки и вспоминал, как Кольяныч вызволял нас из милиции. Кошмарное недостоверное воспоминание…
На кругу у Щукинского пляжа стоял пустой трамвай. Вагоновожатый ушел отмечать маршрутный лист, а мы с Лешкой через открытую дверь кабины разглядывали рычаги и приборы управления. Глухо постукивал дробно урчал электромотор, еле ощутимо дрожал реечный пол под ногами, тонко вызванивали стекла в опущенных рамах окон, под ручкой контроллера увядала пыльная ветка акации.
Лешка сказал:
– Трамвай – машина простая. Я умею водить.
– Врешь? – усомнился я.
– Примажем? – завелся Лешка.
Мы в ту пору спорили по любому поводу – «примазывали». Не помню успели ли мы примазать не знаю хотел ли Лешка взять меня на понт, не понимаю как это получилось – Лешка бочком присел на высокую табуретку вожатого с хрустом повернул какую-то ручку – и Трамвай покатился. Я это даже не сразу заметил и только через несколько мгновении испуганно заорал: «Стой Лешка стой мы едем!..»
Доказав мне, что умеет пускать трамвай Лешка к сожалению не мог продемонстрировать технику торможения. Трамвай медленно, но неукротимо ехал вперед. Свистки крики перекошенное от страха и физического напряжения лицо вагоновожатой которая бежала за уходящим от нее трамваем. Отчетливо помню ее молодое деревенское лицо залитое потеками пота выбившиеся из – под косынки пряди темно русых волос.
Неподвластная нам тяжелая громада неуправляемого вагона волочащая нас неведомо куда – на всю жизнь сохранившееся воспоминание о собственной ничтожности и бессилии.
Вагоновожатая все-таки догнала трамвай вскочила на ходу, затормозила громыхающую махину надавала нам по ушам и сдала в милицию, а Кольяныч нас оттуда потом вызволял. Не знаю, что он там говорил как оправдывал нашу дурость, что обещал, но нас отпустили. Он забрал нас и в полном молчании мы поехали домой. Мы с Лешкой понуро плелись за ним следом и вид его длинной, слегка сгорбленной спины был нам невыносим и Лешка не выдержал жалобно попросил.
– Вы хоть изругайте нас Николаи Иваныч.
Он обернулся к нам резко и спросил:
