Словно безумный обыскивал я небо в поисках блеска металла, который указал бы на присутствие уцелевших.
Но не было ничего, кроме темноты и звезд, и пылающих останков.
Через некоторое время я заметил, что корабль удаляется. Если его двигатели до сих пор уравнивали скорость с нашей, то теперь и они поддались ярости огня, пожиравшего корабль.
Я начал фотографировать, кстати, с полным правом пользуясь резервом кислорода. Когда расстояние между нами стало увеличиваться, эта миниатюрная Новая, бывшая до сих пор космическим крейсером, стала постепенно менять цвет, теряя свою ослепительную белизну. Последний взгляд явил мне удлиненное зарево, похожее на туманность вишневого цвета, видимую с ребра — этакий отблеск света в темноте над далеким горизонтом.
Я сделал все, что было возможно, вновь включил аварийные системы и вернулся в постель.
Ожидая, пока начнет действовать эликсир, я думал, что звездная система Альфы Центавра должна иметь населенные планеты. Если я не ошибаюсь в своих расчетах, мы находимся всего в 1,6 светового года от главной группы солнц Альфы, чуть ближе к красной Проксиме.
Это может значить, что во вселенной есть по крайней мере еще одна высокоразвитая цивилизация. Удивительный, непредставимый мир открывался перед нами. Я снова ощутил дрожь восторга.
Буквально в последнюю минуту, когда сон уже одолевал меня, я вспомнил, что совсем позабыл о наших проблемах с Ренфью.
Однако беспокойства не было. Ренфью, оказавшись лицом к лицу с чужой цивилизацией, наверняка обретет жизненную энергию.
Наши неприятности кончились.
Видимо, мой возбуждение продержалось все сто пятьдесят лет, потому что, едва проснувшись, я подумал:
«Мы на месте! Наконец-то кончилась эта долгая ночь и наше фантастическое путешествие. Теперь мы будем вместе, будем видеть друг друга и узнаем здешнюю цивилизацию, увидим солнце далекого Центавра».
Странное дело: пока я лежал, переполненный радостью, меня удивило, что прошедшее время казалось мне таким долгим. Фактически… я просыпался всего три раза, и лишь один раз — на целый день.
Я видел, в буквальном значении этого слова, Блейка, Ренфью и Пелхэма!
— всего полтора дня назад. Период моего бодрствования длился всего тридцать шесть часов с того момента, когда мягкие губы коснулись моих и прильнули к ним в сладчайшем за всю мою жизнь поцелуе.
Откуда же взялось ощущение, что прошли целые столетия, секунда за секундой? Откуда это невероятное, ничем не оправданное сознание путешествия сквозь бесконечную непроницаемую ночь?
