Он решил попробовать открыть другую дверь, с той стороны, где сидела девушка, и тут его охватил ужас: вся передняя часть машины в этом месте была вдавлена внутрь. Именно сюда пришелся самый сильный удар.
Даже в темноте было понятно, что этот удар оказался для девушки смертельным. Отчаянным усилием Каргилл снова дернул свою дверь, и на этот раз она поддалась. С большим трудом он выбрался из машины, постоял минуту, стараясь унять дрожь в ногах, и медленно, неверными шагами пошел куда-то в ночь, прочь от этого места. Никто не остановил его. Улица была пустынна.
Утром, бледный и протрезвевший, он прочитал сообщение об этом случае в газете:
«Обнаружен труп женщины.
Прошлой ночью на окраине города была найдена врезавшаяся в дерево машина. В салоне находился труп молодой женщины по имени Мари Шане, скончавшейся от потери крови в результате повреждений, которые она получила во время аварии. Тело было обнаружено только рано утром, и, как полагают врачи, её можно было бы спасти, если бы своевременно была оказана медицинская помощь.
Мари Шане была замужем, но жила отдельно от мужа с трехлетней дочерью. Известно также, что у неё есть брат, который живет в Нью— Йорке. Просьба родственникам связаться с властями по поводу организации похорон».
В первых сообщениях ни слова не говорилось о том, располагает ли полиция какими-то сведениями о возможных причинах аварии и о том, кто видел Мари Шане в тот вечер. В одном из следующих выпусков газет было упомянуто, что незадолго до того, как произошла авария, её видели в коктейль-баре разговаривающий с каким-то военным. Все вечерник газеты подхватили сообщение и стали развивать эту тему. А на следующее утро в газетах уже излагались версии о возможном убийстве. На душе у Каргилла было неспокойно, и он решил немедленно, не дожидаясь окончания отпуска, вернуться в свою часть.
Когда через неделю ему стало известно, что его часть направляют в Корею, он испытал чувство огромного облегчения, несмотря на то, что (это было в 1953 году), в Корее шла настоящая война. Жизнь в обстановке постоянных боев ожесточила Каргилла. Зрелище крови, человеческих страданий и чужой смерти уже не трогало его, и постепенно чувство вины, преследовавшее его раньше, исчезло. Так прошел год, и он почти совсем забыл об этом неприятном случае.
В начале 1954 года он, уже в чине капитана, вернулся в Лос— Анджелес. Он пробыл дома несколько месяцев, когда однажды с утренней почтой получил какую-то странную записку. В ней говорилось:
