— Информацию о нем можно раздобыть в любой библиотеке? — спросила женщина.
— Да, хотя бы в архиве Планетарного информагенства, — сказал Ли и тут же едва не прикусил язык свой за то, что так, задарма, выболтнул пусть хоть и крупицу, но достаточно ценной информации.
— В архиве? — с интересом переспросила женщина.
Ли пояснил, но голос его дрожал от негодования на самого себя. Все больше в нем нарастало очень неприятное ощущение того, что эта дьявольская женщина все-таки вышла на верный след. И продолжает выуживать из него нужные ей ответы, потому что он никак не наберется духу упереться и наконец перестроить весь ход своих мыслей на преднамеренную ложь.
Несмотря на отчаянное беспокойство, что его охватило, он испытывал огромную досаду: как невероятно быстро удалось ей решить проблему личности Наблюдателя! Ведь, черт побери, им действительно вполне мог быть профессор Унгарн!
Унгарн, таинственный ученый, великий изобретатель, прославивший свое имя в различных самых сложных сферах знания, да плюс еще и загадочное убежище его на метеорите поблизости от одного из спутников Юпитера. И были еще у него дочь по имени Патриция. Боже праведный, Патрик… Патриция…
Поток предположений, вихрем пронесшихся в его голове, неожиданно оборвался, когда женщина не допускающим возражений тоном произнесла:
— Вы можете попросить вашу редакцию переслать информацию в этот ваш рекордер, находящейся здесь?
— Д-да!
Нежелание его сотрудничать было столь явным, что женщина пригнулась, чтобы повнимательнее на него взглянуть, и голова ее при этом оказалась в круге света. На какое-то мгновение блеснуло золото ее волос, в ее светло-голубых глазах мелькнула странная сатанинская, бездушная усмешка.
— О! — воскликнула она удовлетворенно. — Вы так считаете тоже?
Она рассмеялась совершенно необычным, музыкальным смехом, одновременно таким отрывисто-грубым и таким приятным для слуха. Смех неожиданно, как-то даже неестественно, оборвался на самой высокой ноте. А затем — хотя он и не заметил ее движения — в ее руках оказался какой-то нацеленный на него металлический предмет, а голос зазвучал жестко, повелительно.
— Поднимайтесь с кровати, включайте рекордер, и не вздумайте что-либо говорить или делать, кроме необходимого для меня.
Ли ощутил приступ головокружения. Комната закачалась, поплыла перед его глазами, и он с тоскою подумал: как жаль, что он не лишился чувств.
Испытывая к самому себе омерзение, он почувствовал, что ему больше не повинуется его тело. Он прошел к рекордеру. Впервые за всю жизнь он возненавидел свою способность, которой он всегда гордился, — быстро восстанавливать свои как душевные, так и физические силы, — ибо именно она, эта способность, дала возможность его голосу сейчас стать твердым и невозмутимым, когда он, включив и отрегулировав аппаратуру звукозаписи; произнес:
