Покатавшись на лодке, мальчики стали купаться. Они жарились на солнце, били слепней, вскакивали и носились друг за другом, кидаясь травой и землёй. Потом, грязные, снова прыгали в воду.
А всё вокруг пребывало в оцепенении. Воздух был горяч и недвижен. По белёсому знойному небу не плыло ни облачка. Коровы и те перестали бродить по лугу и улеглись в тени ольшаника и ракит.
Тут и там, поодиночке и скопом замерли овцы, и луг, казалось, был усеян множеством валунов.
Мало-помалу угомонились и мальчики. На них тоже напала лень, и они развалились на траве.
За рекой над полем звенела, то поднимаясь, то опускаясь, бесконечная песня невидимого жаворонка.
Вверх по реке прошла на вёслах стройная ладья. Безжизненно висевший парус колыхался в лад вёсельным взмахам.
Николка долго глядел вслед уплывающей ладье.
— В дальные страны охота! — сказал он наконец,
— В какие? — спросил Мартин.
— В заморские: в Индию, в Эфиопию, в Тапробану, в Сину… А больше всего хочется в Индию. Вот где чудеса-то!
— Чудеса? — лениво переспросил Мартин.
— Ага. Народу там видимо-невидимо! И никто из тамошних земцев на нас не похож. Вовсе не такие, как мы.
— А какие же?
— Разные. В одном краю рогатые, в другом — трехногие, а иные десяти сажен росту, зовутся великаны. Есть четырёхрукие, есть шестирукие…
— Господи! И все они тоже люди?
— А то кто же? Да это ещё что! Там в одной земле и почуднее народ живёт: верх кошачий, а низ человечий. А есть земля, где у людей и рты и глаза — на груди! Есть с птичьими головами, с собачьими, а у иных ноги с копытами.
— Боже мой! Да неужто всё это правда?
— Истинная правда! Вот те крест! — и Николка перекрестился. — А какие там звери! Первым делом, конечно, слон. Ростом он будет — если сложить наших сто быков, а то и поболе. Только сам-то похож не на быка, а на свинью. А нос у него длинный-предлинный! Он этим носом своим, как рукою, хватает всё, что ему надо. Захочет — и в мешок, и в корзину залезет!..
Видя удивление Мартина, Николка продолжал рассказывать с ещё большим воодушевлением:
— Потом верблюд. Вроде лошади, только горбатый. Может год не пить, не есть: у него в горбах всего запасено на год, а то ещё — крокодил. Этого словом и не описать. Про него одно могу сказать — весьма лютый зверь! Если плюнет, к примеру, на дерево, дерево в сей же час огнём сгорит!
Мартин слушал, широко раскрыв глаза, а Николка продолжал:
— Есть в том царстве петухи, на которых люди верхом ездят. Есть птица великан — на пятнадцати дубах гнездо себе вьёт. Ещё птица Феникс: эта свивает гнездо, как только народится молодой месяц, потом берёт огня от солнца и сама зажигает своё гнездо! Ну и, конечно, тут же сгорает. Только кучка пепла остаётся. А в том пепле зарождается червь, обрастает перьями и — глядь! — та же самая птица снова явилась! Птица Феникс более всех прочих, а живёт пятьсот лет!
