– И больше ничего?
– Ни цента.
– Жалко, что с картинами получился облом.
– Да, но взгляните с другой стороны. Если б не они, я бы не встретил Джейн.
– Тоже верно. Ладно, что-нибудь да подвернется. Да, Кеггс?
В комнату вплыл опечаленный Кеггс.
– Мисс Бенедик просила меня подняться и сообщить вашей милости, что, к своему величайшему сожалению, не сможет сегодня подать ужин, – произнес он.
– Отбросил копыта, да? Нам-то что! Кеггс, я попрошу вас наполнить бокал и выпить за здоровье молодых.
– Милорд?
– Вот этого Фреда Холлоуэя и моей племянницы Джейн. Они собрались пожениться.
– Вот как, милорд? Желаю вам всяческого счастья, сэр.
Вошла Джейн. Она была грязная и расстроенная.
– Еды не будет, – сказала она. – Одни угольки остались. Придется нам идти в пивную, куда вы с мистером Кеггсом ускользаете по вечерам.
Лорд Аффенхем брезгливо скривился.
– Что? Тащиться в местную забегаловку, когда ты прозрела, дала отставку Твайну и подцепила отличного малого? Да не за кувшин пива! Мы едем к Баррибо, а тебе стоит умыться. У тебя все лицо черное. Можно подумать, ты намазалась сажей, чтобы петь под банджо с лодки.
Открытие, что волк в шкуре дворецкого ловко нагрел вас на двадцать тысяч долларов, обыкновенно сказывается на мастерстве водителя, особенно если тот ценит деньги. Не успев толком отъехать от Шипли-холла, Роско, чьи мысли блуждали в другом месте, въехал в телеграфный столб. Внутренний ущерб, причиненный машине, оказался столь велик, что пришлось пешком возвращаться за лимузином. Соответственно, был уже довольно поздний час, когда они с Мортимером Байлиссом прибыли в Лесной Замок.
Огастес Кеггс не удивился посетителям. Ему и раньше приходило в голову, что сын бывшего хозяина скоро заявится в Вэли-Филдз. Кеггс восхищался Мортимером Байлиссом, но знал того за человека, неспособного приберечь про себя хорошую шутку. Таким образом, депутация из Шипли-холла застала его во всеоружии. Кеггс был радушен и полон старосветской учтивости в полную противоположность Роско, который напоминал вулкан, готовый извергнуть горячую лаву вослед бегущим сонмам. Кеггс проводил визитеров в крохотную гостиную и накрыл зеленой бязью клетку с канарейкой, словно желая оградить деловую встречу от неуместных трелей. Никто не мог бы быть любезнее. Даже когда Роско обрел дар речи и обозвал его шестью оскорбительным именами, самое мягкое из которых – «жирный мошенник», Кеггс продолжал лучиться кротостью, словно особо благообразный епископ.
