– И на каком! – подхватил Билл. – Вот, пожалуйста. Оглянешься вокруг…
Однако мистер Гиш, не способный долго задерживаться на одном месте, особенно – беседуя с обходительным помощником, уже исчез.
Утро прошло как всякое утро. Миссис Уэстон-Смидт увидел, в перечисленном порядке, «Подражание Эль-Греко», «Натюрморт», «В духе мастера…» и, когда окончательно пала духом – самого Бернардо Дадди, которого и купила. В час Билл взял шляпу, прошелся щеткой по визитке и приготовился отбыть к Баррибо, вдохновленный перспективой угоститься за счет фирмы.
В предбаннике мисс Элфинстоун говорила по телефону.
– Ой, минуточку, – сказала она, завидев Билла, потом, прикрыв ладонью трубку: – Какая-то девушка.
– Несчастное созданье!
– Вы знаете что-нибудь о каких-то картинах?
– Я знаю о картинах все.
– Это мисс Бенедик. Насчет картин. Она говорит, заходила к мистеру Гишу позавчера. Ну, ее дяди, лорда Баффенхема.
– Боже, что за синтаксис! Я полагаю, вы хотели сказать, что мисс Бенедик звонит в связи с вопросом о неких полотнах, принадлежащих ее дяде, лорду Аффенхему – отнюдь не Баффенхему – о продаже которых она беседовала третьего дня с моим нанимателем. Да, я в курсе. Кстати, дайте, я сам разберусь. Алло! Мисс Бенедик?
– Доброе утро. Я звоню по поручению своего дяди, лорда Аффенхема, -сказал голос, и Билл чуть не выронил трубку.
Голос был единственный на миллион – тот самый, который завораживает слух, проникает в сердце и бередит его десятифутовым шестом. Билл в жизни не слышал подобного; и странный трепет пробежал по его спине.
– Это насчет картин? – с трудом выдавил он.
– Да.
– В Шипли-холл?
– Да.
– Вы заходили к нам на днях?
– Да.
Биллу захотелось, чтоб она отвечала не так односложно. Он мечтал о длинных, восхитительных фразах.
– Сейчас я еду в Шипли-холл на них поглядеть.
– Прекрасно. Кто вы?
– Я работаю у Леонарда Гиша. Да замолчите вы!
– Простите?
– Виноват. Я обращаюсь к безмозглой секретарше, которая сидит тут рядом. Она утверждает, что я не произнесу «работаю у Леонарда Гиша» десять раз кряду.
– А вы произнесете?
– Не уверен.
– Ладно, попробуйте. И спасибо вам большое. Я передам дяде.
Билл ошалело повесил трубку. Он чувствовал себя так, будто испытал сильнейшее потрясение – как, впрочем, оно и было – и дивился, что мисс Элфинстоун, которой тоже посчастливилось слышать волшебный голос, сидит спокойно и невозмутимо, хуже того, продолжает жевать резинку.
У Билла Холлистера был необыкновенный слух на голоса. Он предпочитал реже видеться со Стэнхоупом Твайном отчасти и потому, что тот, увлекшись, имел обыкновение вопить, словно римские привидения перед убийством Юлия Цезаря. И еще Биллу казалось, что он легче перенес бы сравнение с лохматой собакой, распоряжающейся выносом тела, если бы голос мисс Мерфи меньше напоминал о павлине.
