— Да, да, понимаю, — сказал он. — Ты уж чуть-чуть потерпи. Сейчас мы уложим тебя в постельку.
Я счел его манеру оскорбительной и хотел ему об этом заявить, но вдруг от изумления и вовсе лишился дара речи — в прямом, а не переносном смысле слова. Носильщики неожиданно вскинули меня и бросили на кровать, где оказалось лишь одеяло и подушка. Барышня в лиловой пижаме испарилась.
Я лежал и раздумывал. Чаффи нашел свечу и засветил ее, теперь можно было и осмотреться.
Полина Стоукер исчезла без следа, море смыло даже обломки кораблекрушения [13], как выразился однажды Дживс.
Странно, до чертиков странно.
Чаффи прощался со своим помощником:
— Спасибо, сержант. Теперь я сам справлюсь.
— Смотрите, милорд, а то я останусь.
— Нет-нет, не надо. Он сейчас, по обыкновению, заснет.
— Тогда я и в самом деле пойду, милорд. Поздновато уже.
— Да, конечно, ступайте. Доброй ночи.
— Доброй ночи, милорд.
И он затопал по лестнице с таким грохотом, как будто спускался не один сержант, а целых десять. Чаффи же принялся стаскивать с меня штиблеты, прямо как мать со спящего ребенка, и при этом приговаривал:
— Вот так, Берти, вот так, глупенький, теперь ложись поудобней, глазки закрой и баиньки.
Я часто думаю, стоило мне высказать свое мнение относительно нестерпимо снисходительного тона, каким он сюсюкал надо мной, называя глупеньким, или не стоило.
Конечно, язык чесался съязвить, но я понимал, что одной ехидной репликой его не прошибешь, нужно что-то поосновательней, и пока я формулировал в уме сокрушительный набор разоблачений, дверь чулана в коридоре возле спальни отворилась и из нее выпорхнула на свет божий Полина Стоукер, беспечная, как птичка. Мало сказать беспечная, она, судя по всему, от души веселилась.
— Ну и ночка выдалась! — со смехом сказала она. — Просто чудом пронесло. А кто это был, Берти? Я слышала, как они уходили.
И вдруг она увидела Чаффи, ойкнула, взвизгнула, и глаза засияли светом любви, как будто кто-то повернул выключатель.
— Мармадьюк! — вскричала она и замерла, в изумлении распахнув глаза.
Если она удивилась, то что говорить о бедном моем школьном приятеле, он при виде ее просто глаза вытаращил, причем не фигурально, а в буквальном смысле слова. Повидал я на своем веку, как люди удивляются, много было всякой интересной мимики, но такой выразительности, как Чаффи, никто не достиг. Брови взлетели вверх, челюсть отвалилась, глаза выскочили из орбит дюйма на два. При этом он пытался что-то произнести, но вместо речи получалось нечто совсем уж позорное — резкие сиплые всхлипы, какие вы слышите по радио, когда слишком быстро крутите ручку настройки, ну разве что немного тише.
