Женщины, жемчуг и Монти Бодкин | страница 33
— Нет. Такой, знаешь, неразговорчивый. И в каком смысле, объяснил?
— В смысле, что он — Бодкин. Да, конечно. У Бодкина волосы соломенные.
— Какой еще Бодкин?
— Новый секретарь твоего отчима. Я же тебе говорила, что наняла человека, чтобы помогать с этой историей киностудии.
— Это я помню. Что ж, будет ему урок не оставлять по ночам двери открытыми. Всякий решил бы, что он — вор. Но если ты его наняла, я думаю, он не опасен. Все-таки, оставлю-ка я револьвер. Никогда не знаешь, когда он может пригодиться. К примеру, захочешь пристрелить Джумбо.
— Ради Бога, не называй его Джумбо.
— Да его все так зовут. Как он ладит с твоим детективом?
— Кажется, неплохо.
— Ничего не подозревает?
— Нет, мистер Адэр очень хороший лакей.
— Такая у них профессия, всё должны уметь. А какой он?
— Уродливый.
— Но хоть умный?
— О, да!
— Смелый?
— Наверное. Разве бывают трусливые сыщики?
— Ну, тогда отдай револьвер ему.
— Да у него свой есть.
— Конечно, и скорей всего не один. Что ж, тогда я за тебя не беспокоюсь.
— А может, останешься?
— Никак нельзя.
— Почему? Ты же с ними незнакома.
— Не со всеми.
При этих словах голос у Мэвис стал мягче, а глаза, которые в обычном состоянии, по словам мистера Лльюэлина, подошли бы гадюке, нежно засветились. Монти сказал бы, что это невозможно в принципе, но она чуть ли не смутилась. Мы не посмеем утверждать, что девица с ее силой характера могла хихикнуть, но какой-то звук она издала и вывела ножкой вензель на ковре.
— Я встретила Джимми Пондера. Помнишь, он был в Каннах?
— В Каннах много кто был.
—Джимми ты должна помнить
— Такой, в очках? Ел суп с присвистом?
— Ничего подобного! — отрезала Мэвис. — Он похож на греческого бога и просто набит деньгами. Совладелец одной ювелирной фирмы.
— Ну как же, припоминаю. «Тиффани».
— Нет, другой. Он прислал мне письмо, что будет в Шропшире.
Когда дело касается ее ребенка, мать всегда прочтет между строк. Грейс показалось, что ей все ясно.
— Дорогая, уж не влюбилась ли ты в него?
— Еще как! Только увижу, начинаю косеть, а сердце бьется как тамтам. Но не думай, что я за него так прямо и выйду. Я должна быть уверена, что не промазала. Мои подруги выходят за греческих богов, а потом кусают локти. Мне нужно мнение со стороны. Поэтому я уговорю их пригласить тебя. Ты его освидетельствуешь, дашь зеленый свет, и тогда — к алтарю!
— Если он сделает тебе предложение.
— Ну, это я гарантирую, — заверила Мэвис.
Глава шестая
А теперь заглянем домой к Гертруде Баттервик. Хороший летописец должен прежде всего знать, когда пришло время перевести дыхание. Аристотель считал, что нужно пичкать читателя без передышки страхом и жалостью; но ошибался. Нельзя все время мучить людей. Душедробительная драма, когда кто-то тычет в кого-то револьвером, должна перемежаться простыми домашними сценами, в которых отцы мирно беседуют с дочерьми, а дочери, соответственно — с отцами. Иначе получится слишком густо. И данный летописец ощущает, что он — на верном пути, переходя от бурного Меллингема к дому 11 по Крокстед Роуд в Западном Далидже, где мистер Баттервик, («Баттервик, Прайс и Мандельбаум») беседует со своей дочерью, Гертрудой.