Мадленка подумала, что к сказанному больше нечего добавить, но один вопрос жег ей губы, и она, не удержавшись, выпалила:
— И все это сотворил тот, с солнцем на знамени? — Он, — устало подтвердил юноша, — он самый.
Теперь-то он точно в аду, где ему самое место.
Мадленка вовсе не была в этом уверена, однако же задала следующий вопрос:
— А зачем он это сделал? Зачем взял замок и истребил всех его жителей?
— Не знаю, — проворчал Август, поднимаясь с места. — Довольно и того, что этот замок мешал крестоносцам. Вот они и разрушили его. Много ли нужно бешеной собаке, чтобы лишний раз взбеситься? Кстати, завтра мы отправляемся на поиски тел. Епископ настоял. Панна Соболевская поведет нас туда, где убили настоятельницу, а мы с тобой — туда, где валяются наши рыцари. Скажешь Дезидерию, чтобы он определил тебе хорошего коня. В седле-то держаться умеешь?
— Я? — обиделась Мадленка. — Да я кого хочешь на лошади обскачу!
— И слава богу. Сразу видно, в своем монастыре ты не только молитвы читал!
Князь Август удалился, а Мадленка осталась сидеть за столом. Неожиданно она схватила кубок, припала к нему и, допив вино, вытерла рот рукавом.
Так-так. Держись, самозванка! Ну, явишься ты на место, а тел-то там больше нету. Все под курганом лежат, честь по чести. Мадленка прищелкнула пальцами и рассмеялась. И что ты будешь делать, дерзкая рожа, похитительница чужого имени? Что? Что?
Не-ет, такое зрелище нельзя пропустить. И тут на чело Мадленки набежал туман.
Синеглазый! Вот уж не везет так не везет. Ведь когда они заявятся туда, никакого рыцаря с выклеванными глазами там не окажется, потому как Мадленка сама помогла ему убраться восвояси. Лже-Михал даже поежился.
А! Она скажет, что не все крестоносцы были убиты. Скажем, двум кнехтам удалось бежать. Потом им стало стыдно, они вернулись и забрали тело своего командира, и не только тело, но и знамя впридачу. Негоже терять знамя на поле битвы, это всякий знает. Вот так, и попробуйте уличить во лжи Михала Краковского, что из монастыря святого Евстахия.
Надвигался вечер. Три фигуры в засыпающем замке склонились над потухающими угольями.
Шипящий старческий голос выводил:
— Живой придет из страны мертвых… Живой уйдет к живому мертвецу — но не отступится. Вижу опасность, великую опасность… Горе нам, горе! Неуязвим наш враг, не страшны ему ни вода, ни меч, ни веревка, ни козни человеческие. От всех ушел, к себе на похороны пришел. Горе нам, горе!
— Он умрет? — прошелестел второй голос. Настойчивый, тихий, западающий в душу.
