Темное солнце | страница 114



Пока он возился с какими-то бледно-желтыми штуками в толстой кожуре, выглядевшими чрезвычайно аппетитно; но когда Мадленка набралась смелости и куснула один из сочных плодов, он оказался таким кислым и богомерзким, что из глаз у нее брызнули слезы. Назывался сей диковинный фрукт лимоном, и брат Маврикий, которому Мадленка пожаловалась на то, что эти лимоны, верно, выдуманы на погибель рода человеческого, долго смеялся кудахтающим смехом и никак не мог остановиться.

Про растения, почвы и насекомых-вредителей брат Маврикий знал решительно все, но вид оружия приводил его в паническое состояние, и к ратному делу он был совершенно непригоден. Глядя, как он мечется над маленькими дынями, бормоча себе что-то под нос на своем малопонятном диалекте и укутывая их, будто маленьких детей, Мадленка пришла к выводу, что если уж он не чародей, то точно одержимый, однако его одержимость была ей по вкусу. Все, что связано с землей, было близко ее сердцу, и в обществе брата Маврикия, никогда не обращавшего на нее внимания и не заставлявшего ее помогать ему, Мадленка отдыхала душой.

Вскоре, однако, ее затребовал к себе неугомонный Филибер. У него пока не было оруженосца, и однажды вечером он объявил, что Мишель должен помочь ему переодеться, ибо он идет исповедоваться.

К исповеди анжуйский рыцарь готовился на совесть: надел бархатную куртку, тонкую рубашку, нацепил все кольца, какие у него были, и вдобавок побрызгал на себя какой-то вонявшей мускусом водой, от которой Мадленка начала немилосердно чихать. Чихая, она натянула на анжуйца сверкающие сапоги, после чего Филибер зачем-то покрутился перед зеркалом, которое пришлось держать опять же ей, взбил рукою вьющиеся мелким бесом волосы и удалился.

Исповедь длилась, очевидно, довольно долго, ибо в замок Лягушонок вернулся только под утро и с чрезвычайно довольной физиономией.

— Ну что, исповедовался? — спросила, зевая, Мадленка.

— Целых восемь раз! — гордо ответил рыцарь. Мадленка открыла рот, прикидывая, сколько же это надо нагрешить, чтобы так долго исповедоваться, и так и не отыскав ответа на этот вопрос, рассказала о случившемся брату Киприану. Хронист, который обычно никогда не улыбался, выслушав Мадленку, хохотал до колик, а нахохотавшись, объяснил, что на их языке «исповедоваться» — значит сходить к женщине или, проще говоря, навестить любовницу. Сердитая Мадленка осведомилась, а как же тогда пресловутый обет бедности, послушания и, между прочим, целомудрия, который приносит каждый крестоносец, вступая в орден.