— Это был большой вождь среди волков, — сказал Харка Харбстене. — По его следам видно, как он вел стаю, как распределил ее, чтобы нас перехитрить. Много волков погибло, но другие сыты, хотя и нет бизонов.
Мальчики, совершив обход, направились к отцовской типи. Здесь они увидели Четана и Шонку, которые растерянно стояли перед Матотаупой. Харка хотел было вместе с Харбстеном побыстрее уйти, чтобы юный брат не слышал, как стыдят Четана, большого друга Харки. Но было поздно. Харбстена поспешил к матери в глубь типи, и Харке пришлось остаться и быть свидетелем всего происходящего.
— Вы оба вели себя как маленькие девочки, которые не могут сдержаться, — сказал военный вождь двум юношам, это были очень обидные слова. — Вы покинули дозор у табуна, чтобы поохотиться за волчьими ушами. Что произошло, вы знаете. Воины рода Медведицы считают, что вы не имеете права носить на поясе уши убитых вами волков.
Харка взглянул на своего друга Четана. Какой позор! Четану придется большими делами искупить вину. Конечно, это предстояло и Шонке, но о нем Харка не думал.
Харка отвернулся, как будто ничего не видел и не слышал.
Бледные, закусив губы, покинули оба юноши вождя. И пока славными делами они не смоют позора, им придется помнить обидные слова вождя.
Матотаупа дал приказ сниматься.
Тридцать типи было разобрано. Некоторым детям пришлось сесть на лошадей к своим матерям или устроиться на волокушах: коней не хватало. Кое-кому из женщин, как и жрецу Хавандшите, пришлось идти пешком.
Харка — Убивший Волка мог, однако, ехать на своем коне, как и другие воины, которые сопровождали длинную цепочку людей.
В тесном провале пещеры зашевелился человек. Его кожаные штаны и куртка были совершенно мокры. Он пытался карабкаться по почти вертикальному ходу. Оглушенный грохотом воды, которая клокотала всего в нескольких метрах от его головы, он только благодарил судьбу за то, что чудом уцелел, за то, что жив и дышит. Мощный поток, как щепку, протащил его по камням, и все кости у человека ныли. Ружье и нож он потерял, шляпу сбило водой, огниво подмокло. У него осталась только жалкая жизнь да мокрое платье. Один-одинешенек внутри горы, он не имел представления, как добраться до выхода.
Поток сбросил его вниз. Нечего было и думать вернуться назад тем же путем, каким он попал сюда. Оставался лишь путь по этому круто поднимающемуся ходу. Куда он ведет — неизвестно. Но это была единственная надежда, и продрогший, ослабший человек карабкался вверх.
