– Угощайтесь.
Малко с трудом удержался от того, чтобы не открыть непочатую бутылку «Моэт-и-Шандон». Он плеснул себе немного виски и побольше содовой. Лукресия выбрала пепси-колу. Малко бесцеремонно разглядывал фотографию, стоящую на рояле: редкой красоты молодая женщина, с черными волосами и профилем Ракель Уельш, в строгом черном платье, облегающем фигуру. А рядом с ней – Педро Искиердо, карлик карликом.
– Это – ваша жена? – спросил Малко.
Горделивый огонек блеснул в глазах «чуло», но тут же угас.
– Си, сеньор, это Моника.
– Ее сейчас нет дома?
Индеец с несчастным видом взглянул на Лукресию.
– Она меня бросила.
Выглядел он смешным и жалким и был похож на старинные боливийские маски из серебра, изображающие стилизованные лица индейцев Альтиплано, с толстыми губами и агрессивно задранным носом. Не обращая внимания на гостей, он взял стоявшую рядом с ним бутылку чилийского вина и налил себе полный стакан. Даже после того, как он разбавил его минеральной водой, градусов четырнадцать в вине оставалось...
– Когда Клаус Хейнкель умер, ваша жена не вернулась домой? – спросил Малко.
Педро Искиердо подпрыгнул, как ужаленный, изрыгая короткие и злобные фразы на аймарском наречии. Лукресия переводила, сдерживая улыбку:
– Он поверит в смерть немца только тогда, когда увидит его яички висящими на этой стене. Он считает, что он жив. Иначе жена вернулась бы к нему.
Боливиец с яростью смотрел на Малко, как будто тот был виноват в дурном поведении его супруги.
– Зачем же вы пришли в церковь? – спросил Малко.
Было такое впечатление, что Педро Искиердо сделался еще меньше.
– Я надеялся ее увидеть, – пробормотал он, на этот раз по-испански. – Я хотел сказать, что я ее прощаю. Если бы он действительно умер, она пришла бы в церковь оплакивать его...
Резкий звонок прервал его речь. Он выпрыгнул из кресла и пошел открывать калитку. Так вот почему он так просто открыл им: он кого-то ждал.
А вдруг это его жена, соблазнительная и неверная Моника? С замиранием сердца Малко смотрел на дверь.
Там появилось нечто неожиданное. Очень юная девица, грубо намазанная, с яркими губами и в мини-юбке, обнажающей толстые ноги в черных колготках. Кофта, на три размера меньше нужного, обтягивала рвущийся наружу бюст. Наглым, немигающим взглядом девица оглядела Малко и Лукресию, затем уселась напротив Малко и, высоко задрав ноги и закурив сигарету, уставилась на него. Педро Искиердо проговорил в смущеньи:
– Это Кармен. Она приходит ко мне иногда провести время.
