Рэдфорд осмыслил услышанное, затем сказал:
– Он не мог предать, это просто невозможно.
Нед Донован добавил:
– Более того, даже если бы он и предал, нам понадобилось бы несколько лет, чтобы доказать это. Хиллман имел доступ ко множеству секретов и был неуязвим. Совершенно непонятно, почему он так кончил.
– Я попрошу вас все же проверить его счета в банке, чтобы выяснить, были ли поступления из невыясненных источников, – смущенно сказал Рэдфорд. – И предупрежу наших агентов в соцстранах, чтобы они попытались выяснить, не было ли предательства со стороны какого-нибудь высокопоставленного лица.
В дверь постучали, и вошел Френсис Пауэр. У него были редкие белокурые, плохо причесанные волосы. Ему можно было с равным успехом дать как пятьдесят, так и семьдесят лет. Он посмотрел на Рэдфорда голубыми умными глазами.
– Все это ужасно, – сказал он.
– Последствия могут быть еще хуже, – добавил Рэдфорд, жестом указывая на кресло. – Садитесь и слушайте.
Повернувшись к Доновану, Рэдфорд заметил:
– Вы могли бы предотвратить это самоубийство, если бы вовремя отреагировали.
Нед Донован взорвался:
– Вы несправедливы, генерал. Как только меня предупредили, что магнитофон, записывающий разговоры Хиллмана, отключен, я тотчас поставил вас в известность, но вы не придали этому значения...
– Да, пожалуй, вы правы, – пробурчал Рэдфорд. – Что там случилось на самом деле?
Донован возмущенно продолжал:
– Красный контроль, записывающий разговоры, предупредил меня, что Хиллман в течение нескольких минут не подключается. Мы используем эту систему, чтобы записывать разговоры извне...
– Я знаю, – прервал его Рэдфорд.
– Одним словом, – заключил Донован, – Хиллман действовал так, словно не хотел, чтобы его разговор был записан.
– Раньше бывало что-нибудь подобное?
– Нет, – ответил Донован. – Мы прослушали все пленки последних дней, но в любом случае я получил бы рапорт. Мне докладывают о малейшем нарушении.
– Что вы думаете об этом? – спросил Рэдфорд Френсиса Пауэра. – Вы ведь лично знали Фостера Хиллмана.
Пауэр беспомощно развел руками.
– Я не могу понять. Он так любил свою работу. Предательство исключено. Может быть, нервное переутомление?
– Врач говорит, что это тоже исключено.
– Я не верю врачам. Они говорили, что Джек Руби не сумасшедший...
– Я не понимаю одной вещи, – медленно сказал Рэдфорд. – Прежде чем прыгнуть в окно, Хиллман оставался в кабинете один около пятнадцати минут. Он даже закрыл дверь на ключ. Караульный утверждает, что Хиллман несколько секунд сидел на подоконнике, перед тем как броситься вниз. Значит, его действия были спокойны и осознанны. Жаль, что нет никакой предсмертной записки.
