— Переодеваемся! — приказал Ляпунов. — Снять рюкзаки!
Раздеваться до белья в сырой пещере, по которой журчит ледяная водичка и сквозняки гуляют, — удовольствие ниже среднего. Не менее приятно натягивать на себя холодную черную резину. Бр-р!
Пока все возились, запихивая в объемистые рюкзаки свои боевые разгрузки, броники и камуфляжки, Ольгерд быстро влез в гидрокостюм, обвязался веревкой, пристегнул к поясу рацию, связку крючьев с кольцами и молоток. Он явно делал все быстрее и ловчее прочих «неспециалистов» и даже успел отпустить комплимент Милке:
— Вам это очень идет, пани!
Точно, Милка выглядела в гидрокостюме очень сексуально, но никаких мыслей на эту тему у братьев-«мамонтов» не вызвала.
— Ну, я пошел! — доложил Ольгерд, встал на четвереньки и начал кормой вперед заползать в трещину. — Травите помаленьку!
Некоторое время голова Ольгерда с лампочкой на шлеме еще просматривалась в трещине, затем стал виден только свет, идущий из глубины «колодца». Потом и свет стал меркнуть помаленьку.
— Ну и преисподняя! — поежилась Милка. — И как наши предки в этих пещерах жили?
— В этих пещерах жили не наши предки, — заметил Ляпунов, осторожно вытравливая веревку, — а духовские.
— По-моему, чечики тоже «сами не местные», — проявил неожиданную эрудицию Топорик. — Я когда в девяносто втором осетин с ингушами разнимал, то читал в Моздоке газетку, где какой-то профессор писал, будто вайнахи откуда-то прикочевали, а до этого тут одни осетины жили.
— Писать, — проворчал капитан, — это, блин, все умеют! Я тоже помню, как нам в Карабахе с обеих сторон листовки подкидывали. Армяне — свое: это Арцах, исконная армянская земля, тут наши хачкары не то с пятого, не то с десятого века стоят, а злые тюрки сюда вторглись, захватили землю и обратно не отдают, даже ретранслятор не хотят установить, чтоб мы свое армянское радио слушали! Ну, а азеры, естественно, все наоборот: Карабах от Карабаха ведется, не знаем никакого Арцаха, а армяне свои хачкары — это кресты такие
— поставили не в десятом веке, а уже при советской власти, когда всю историю фальсифицировали. И тоже, блин, с каждой стороны по два-три профессора подписалось. Ты, Топор, газету в Моздоке читал? Ясное дело — осетинская версия. А если б газетка была назранская, так, поди, все было бы в пользу ингушей вывернуто.
— История — продажная девка империализма! — глубокомысленно вздохнул Топорик, припомнив и перефразировав Аркадия Райкина.
В это время рация Ляпунова захрюкала:
