Кто-то мог бы сказать, что роль, отведенная молодому темплару Его Святейшеством, кажется незначительной — но это означало бы только то, что говоривший не имеет ни малейшего понятия ни об истоках возникновения Ордена, ни о сущности вечной борьбы Света и Тьмы. На самом деле мало кто из темпларов, независимо от возраста и опыта, мог бы нарушить все данные клятвы, преступить не просто закон своей страны — изменить своей вере.
— Шенк, я должен с тобой серьезно поговорить.
— Да, магистр, и я тоже… — Легран мялся, не зная, с чего начать.
Борох сквозь полуприкрытые веки наблюдал за бывшим учеником. Он примерно знал, о чем собирается просить темплар, и совсем не собирался облегчать тому жизнь. Парень действительно влез не в свое дело и теперь должен был пожинать плоды своей несдержанности. Что ж, старый магистр не раз убеждался, что ни одно событие в этом мире не происходит само по себе, все они — лишь игра Света и Тьмы, вечный бой, в котором не бывает ни великих побед, ни горьких поражений. И вот сейчас Тьма сделала свой ход, подсунув темплару столь странную спутницу… теперь очередь за Светом.
— Я слушаю, слушаю тебя, сын мой, — прошептали его губы.
— Эта девочка… девушка, что приехала в Цитадель со мной…
— Ты об этой вампирке?
Слова резанули Шенка, словно нож. Он и не ожидал, что появление создания Тьмы будет встречено в самом сердце Ордена с радостью… но и не ожидал, признаться, столь явного неодобрения. Как ни странно, это неодобрение, а порой и откровенная неприязнь шли не от высших иерархов Ордена, а от обычных служителей, а то и от послушников, не получивших еще право стать полноценными орденскими братьями. Магистры отнеслись к Синтии более терпимо, хотя и без особой радости.
— Да, учитель… она дала самой себе обет служения. Вы же знаете, что это означает?
— Разумеется, сынок. Если ты прогонишь ее или если ты попадешь в беду, а она не сможет защитить тебя, это станет нарушением обета. Как она это воспримет, я не знаю. Может покончить с собой. Может начать крушить все вокруг. Может наплевать и забыть… Сынок, тебя ведь интересуют не ее чувства, верно? Тебя куда больше беспокоит та ответственность, что ты возложил на себя.
Магистр снова глотнул вина — уже совсем остывшего, но все еще весьма приятного и отменно увлажняющего пересохшее горло.
— Не буду говорить о том, что ты поступил неправильно. — Старик поднял бокал к свету, задумчиво разглядывая рубиновую жидкость на просвет. Он говорил неторопливо, спокойно, словно размышляя вслух. — Если бы я оказался в подобной ситуации… что ж, вполне вероятно, я тоже не смог бы смотреть, как измываются над девчонкой… какого бы цвета ни была ее кожа. А может, и смог бы — кто знает? Не буду говорить и о том, что она поступила глупо. У вампиров свои законы, к тому же она совсем еще дитя, а потому склонна воспринимать все слишком однозначно. Ей еще предстоит узнать, что мир не делится на черное и белое, на правду и ложь… что в мире множество полутонов. Тебе, между прочим, тоже не вредно будет подумать об этом.
