Он закрыл глаза и понял, что не тут-то было: сна нет осталось ни в одном глазу, сомкнутые веки так и норови ли разомкнуться, а по всему телу разливалось ощущение бодрости и готовности свернуть горы. "Выспался, – подумал Юрий. – Ей-богу, выспался впрок, на год вперед.
Чертов бездельник!" Впрочем, дело наверняка было не только в этом: Юрий чувствовал, что сегодня что-то должно измениться – то ли погода, то ли его жизнь, то ли он сам.
– Тургеневская барышня, – сердито проворчал он и открыл глаза. – Предчувствия у него! Дегенерат…
Не включая свет, он сел на кровати и нашарил ногами тапочки, а рукой – лежавшую на тумбочке рядом с будильником пачку сигарет. «Дегенерат», – мысленно повторил он, чиркая колесиком зажигалки и погружая кончик сигареты в оранжевый язык пахнущего бензином пламени. Курить натощак – это была, конечно же, смертельно вредная привычка, но к тому, чтобы вот так, в одночасье, без всякого перехода, начать здоровый образ жизни, Юрий не был готов. Да и зачем это нужно – вести здоровый образ жизни, – он как-то не очень понимал. Чтобы жить до ста лет? Господи, да кому это надо?!
Пепельницы возле кровати не было, да и быть не могло. К этой маленькой хитрости Юрий начал прибегать около двух месяцев назад. Это был один из многочисленных способов заставить себя утром подняться и начать новый, ничем не заполненный день. В самом деле, когда просыпаешься и видишь прямо у себя под носом сигареты, невозможно не закурить, а стряхивать пепел прямо на пол – свинство. Вот и приходится вставать и брести на кухню за пепельницей – а куда денешься?..
Прихватив сигареты и зажигалку, Юрий вышел на кухню. За окном стало еще чуточку светлее, и он подумал, что дело движется к весне – вон в какую рань светает. Он подошел к окну, отыскал на заставленном всякой всячиной подоконнике пепельницу в виде синей фарфоровой рыбы, сбил туда пепел и стал смотреть в окно, время от времени делая неторопливую затяжку.
За окном расстилался все тот же знакомый с малолетства старый двор, расчерченный дорожками из треснувших, утонувших в земле бетонных плит, утыканный перекладинами для выбивания ковров, перекрещенный веревками, на которых хозяйки по старинке сушили белье, заросший старой корявой сиренью и высокими деревьями, поднявшимися из памятных Юрию тоненьких прутиков. Прихваченные ночным морозцем лужи тускло поблескивали среди грязных наледей, с крыш соседних домов и стоявших в глубине двора железных гаражей свисали, подстерегая невезучего прохожего, разнокалиберные клыки сосулек. Юрий ожидал увидеть на востоке, над крышами хрущевских пятиэтажек, чуть зеленоватое зарево занимающегося восхода, но было еще слишком рано, и небо оставалось равномерно серым по всему горизонту.
