Периферийное зрение вдруг расширилось, сделалось объемным и четким. Теперь Катя, казалось, могла видеть почти на триста шестьдесят градусов, как какая-нибудь стрекоза. Она видела, как шевелятся Лизкины губы, складываясь в какой-то запоздалый и совершенно ненужный вопрос; видела она и лезвие, тускло блеснувшее в сереньком предутреннем полусвете. Оно вдруг, словно по волшебству, выпрыгнуло из сжатой в кулак ладони лейтенанта и по рукоять погрузилось в живот крашеной блондинки со смешным именем Лилек. Лилек начала спиной вперед валиться обратно в машину, и Катя все тем же обостренным боковым зрением заметила, как недоговоренный Лизкин вопрос переливается в гримасу ужаса, в дикий визг, который так и не успел вырваться на свободу, потому что ствол автомата наконец-то поднялся на нужную высоту и в звон, которым была наполнена Катина голова, вплелся новый звук — частый-частый перестук, совсем тихий, словно кто-то быстро колотил резиновым молоточком по донышку кастрюли.
Уже вываливаясь на асфальт через заднюю дверцу, которую она неизвестно когда и как распахнула, Катя успела заметить, как взорвалось лобовое стекло, обрушившись на передние сиденья водопадом мелких стеклянных призм и как брызнуло во все стороны красным моментально превратившееся в кровавое ничто удивленное лицо Лизки Коноваловой. В какой-то мере Катю спасла Лилек — ее умирающее тело, медленно и косо опускаясь на водительское сиденье, частично заслонило ее, приняв в себя не меньше полудюжины предназначавшихся Кате пуль. Лилек сплясала танец смерти на вспоротой свинцом спинке сиденья, одна пуля ударила ее в запрокинутый подбородок, и Катя видела, как брызнули в разные стороны выбитые изнутри зубы. Лилек тяжело сползла вниз, зацепившись рукавом за рулевую колонку. Упав левым плечом на шершавый асфальт, Катя нажала на курок, и человек в форме лейтенанта резко припал на одну ногу, выронив нож и схватившись обеими руками за простреленное бедро. С первым выстрелом к Кате вернулись звук, цвет и нормальная скорость восприятия. Все это каскадом обрушилось на нее.
С головы лейтенанта упала фуражка. Он поднял вверх свое костистое узкое лицо и, повернувшись к Кате острым профилем, выкрикнул, обращаясь к сержанту, который стоял по другую сторону машины:
— Эта тварь меня подстрелила! Мочи ее!
Он попытался скрыться, но деваться ему было некуда — машины стояли впритык, да и некогда — Катя снова нажала на курок. Пистолет бабахнул, звук получился полновесный и какой-то радостный, словно эта железка была вне себя от счастья, наконец-то дорвавшись до настоящего дела, и в обращенном к Кате остром профиле внезапно образовалась круглое черное отверстие, из которого через мгновение выплеснулся фонтанчик выброшенной под давлением крови. Пуля попала в висок, и убитый наповал лейтенант боком отлетел на багажник своей голубой «семерки» и сполз на землю, пачкая голубое железо темно-красной кровью.
