Я могу сказать только так: это она унесла с собой.
Ибо ее путь туда был не свободен от противодействия и потому длителен, как многие пути нашего поколения. Но все-таки это был путь с заданным направлением, чему суждено быть, то уже дало о себе знать, после долгих усилий показало даже, каким оно будет; его сущность и его усилия можно с точностью определить по силе ее беспокойства — как определяют высоту напряжения по отклонению стрелки.
Теперь осталось укрепить веру в себя, ибо лето еще не кончилось. Только нельзя больше действовать без разбору. Не довольствоваться тем, что само идет в руки, нет, теперь будет выбирать она в соответствии с явным, в соответствии с тайным планом. С литературной точки зрения, девятнадцатый век представляется мне весьма интересным . Она перечитывает Раабе, Келлера, Шторма, стремится к трезвости, отлично ведая, что творит, спускается в малый мир. Ясные, четко разграниченные события, доступные взгляду вплоть до разветвления чувств, которые всегда остаются простыми. Другая же ее страсть, почти греховная: сложность, многозначность, утонченность, чувства на пределе — Томас Манн теперь остается на втором плане. Сама она записывает вот что: истории, которые слышала от людей, жизнеописания, легендарные и поддающиеся проверке, словно до глубины души не доверяет воображению, словно в нем заложены возможности сбиться с пути. Твердые, ясные очертания, не растворившиеся в чувстве, не надломленные игрой мысли. Писать сурово , приказывает она себе самой, сухой юмор, острый взгляд, уметь провести границу между истинным чувством и сентиментальностью, остерегаться подделок! Точность! Однажды мне удается разобрать на полях неоконченной рукописи: Готфрид Келлер! Надо уметь перечитывать рассказы снова и снова .
Ни разу она не осмелилась написать: мои рассказы.
Тут невольно задаешь себе вопрос: а стоит ли и дальше заблуждаться на собственный счет? Хотя бы до той минуты, когда несоответствие между требованиями, которые ты к себе предъявляешь, и собственными силами перестанет быть таким удручающим? Может, лучше постепенно наращивать антизаблуждение, чтобы тебя не поверг на землю первый, ничем не смягченный натиск того, что принято называть прозрением?
Теперь она хочет, по крайней мере, узнать, с чем ей придется иметь дело. Только по этой и никакой другой причине она после начала учебного года и своего возвращения в город — как далеко остались поражения, заставившие ее бежать, как смешна и нелепа осторожно-участливая улыбочка мадам Шмидт! — идет к профессору раньше всех, словно у нее могут что-то выхватить из-под носа, идет, чтобы застолбить у него тему дипломной работы: «Рассказчик Теодор Шторм».
