Тень быка | страница 16

То, что показалось Маноло длиной в жизнь, продолжалось всего двадцать минут.

Потом всё закончилось; лишённого ушей и хвоста быка утащили под крики публики, махавшей белыми платками. Маноло едва слушал шестерых мужчин, разбиравших великолепное закалывание. Он снова пришёл в ужас от мыслей о будущем — о других быках, других матадорах и самом себе.

И в этот момент, посреди его ужаса, мигнула фотовспышка. В одном из кафе висела фотография отца, сделанная на трибуне, когда тому было лет восемь-девять. Но отцовские глаза были серьёзны и печальны, страха в них не было.

С этого всё и началось. Теперь самое меньшее дважды в месяц его водили на бои быков. По воскресеньям — в Кордову или иногда в Севилью; а по четвергам, если в Арканхело была коррида, он возвращался на прежнюю деревянную лавку, всегда ту же самую, где он сидел в самый первый раз. И мужчины постоянно были рядом.

Иногда, очень редко, их было только двое; но чаще всего — шестеро, и на каждом был чёрный костюм и белая рубашка с пятнами пота.

— Сегодня смотри только на ноги матадора. Смотри, как крепко они упираются в землю. Видишь? Он не переносит вес с ноги на ногу. Так что если бык его заденет слегка, равновесия он не потеряет.

В другой раз:

— Ни на что больше не обращай внимания, — только на то, как бросается бык. Как только откроют ворота, следи, выбежит бык прямо или в сторону вильнёт. А когда в центр бросят плащ, посмотри, который рог у него рабочий.

И снова:

— Всё, что ты должен увидеть с этим быком — как он нападает на плащ. Наблюдай за человеком, быком и плащом — за всеми тремя одновременно. Следи за руками человека. Видишь, как он держит плащ, видишь эту хватку?

— Сегодня главное — самый последний момент. Смотри внимательно. Смотри, как высоко тореро поднимаются на цыпочки и как они глядят вниз, вдоль шпаги. Мишень очень маленькая. Нужно старательно целиться, чтобы хорошо убить.

Он учился. Учился потому, что знал: однажды сама жизнь его будет зависеть от этих знаний. Он заучивал выпады и запоминал сотни примеров и дюжины правил. Его учили отличать глупость от смелости и вычурность от искусства. Он был хорошим учеником; мужчины знали это и были рады. Но случались и споры.

— Завтра я принесу ему плащ.

— Не надо! Пусть он и не касается плаща. Чтобы всё было, как с отцом.

— Но плащ-то! Пусть мальчик поиграет, потренируется, пока учится. Я же не мулету ему дам, а просто плащ. Что за беда, если ребёнок попробует?