Санитар засмеялся и пошел дальше.
Велинг, ожидающий отец, пробормотал что-то, не поднимая головы. Потом он замолчал вновь.
Грубоватая, грозного вида женщина в туфлях на шпильках широкими шагами вошла в комнату. Ее туфли, чулки, плащ военного покроя, сумка и шапочка — все были пурпурного цвета, того самого пурпурного цвета, который художник назвал цветом «грозди винограда в Судный День».
На медальоне ее пурпурного вещмешка был оттиснут символ Службы Технического Обслуживания Федерального Бюро Прекращения Жизни — орел, сидящий на турникете.
Волос на лице у женщины было многовато, в сущности, это было не что иное, как усики.
Забавно, но у всех служительниц газовых камер, неважно, какими бы милыми и женственными они не были при поступлении на службу, у всех у них в течение пяти лет непременно появлялись усики.
«Я правильно пришла?» — спросила она у художника.
«Многое будет зависеть от того, зачем вы пришли», — сказал он. «Вы вроде бы не готовитесь вот-вот стать матерью?» «Мне сказали, я должна позировать для какой-то картины», — сказала она. «Мое имя Леора Моч». Она подождала.
«И вы мочите людей», — сказал он.
«Что?» — сказала она.
«Не обращайте внимания», — сказал он.
«Это действительно прекрасная картина», — сказала она. «Похоже на рай или что-то вроде этого».
«Что-то вроде этого», — сказал художник. Он вынул список с фамилиями из кармана спецовки. «Моч, Моч, Моч», — сказал он, просматривая список. «Ага — вот и вы. Вам выпала честь быть увековеченной на этой картине. Выбирайте любое безликое тело, и я приставлю к нему вашу голову. Выбор у нас тут еще богатый».
Она внимательно изучила фреску. «Да они для меня все одинаковые», — сказала она. «Я в искусстве не разбираюсь».
"Тело есть тело, а? — сказал он. «Ладушки. Как магистр изящных искусств, рекомендую вам это тело здесь». Он указал на безликую фигуру женщины, несущую сухие стебли к мусоросжигателю.
«Ну», — сказала Леора Моч, — «это, наверно, скорее те, кто на переработке, не так ли? Я имею в виду, я из обслуживающего персонала. Я не занимаюсь переработкой».
Художник в притворном восхищении всплеснул руками. «Говорите, что не разбираетесь в искусстве — и тут же доказываете, что разбираетесь в нем больше, чем я! Конечно, образ собирательницы снопов не подходит для служительницы газовой камеры! Тот, кто подрезает ветви — это больше по вашей части». Он указал на фигуру в пурпурном, которая пилила мертвую ветку на яблоне. «Как насчет нее?» — сказал он. «Она вам нравится?» «Боже», — сказала она, вдруг зардевшись и засмущавшись. «Так я…так я буду совсем рядом с доктором Хитцем».
