Гул бубна нарастал. Уже не было слышно отдельных ударов: рокот летел над поляной, подобный рокоту штормовой осенней воды. Звук поднимался все выше и выше, и когда Станиславе стало казаться, что бубен сейчас взорвется, он умолк.
Белая Птица вскочил на ноги. Горькая Ягода бросил ему умолкнувший бубен, а сам, сделав несколько неверных шагов, упал на землю, попытался привстать и снова упал на бок. Потом, слабея, перевернулся на спину.
Так лежал он полминуты или минуту, устремив тусклый взгляд в темное небо.
И вот снова, точно из-под земли, тихо и неприметно начал нарастать бубен. Будто ветер сгибал вершины деревьев, будто камни катились по дну потока, подхваченные текучей водой, будто частые капли дождя ударяли по листьям.
Глаза Горькой Ягоды ожили, он приподнял голову, перевернулся на живот, встал на колени, и, пригибаясь, прислушиваясь, будто выслеживая кого-то, крадущимися шагами пошел по поляне. Остановился, вглядываясь во что-то, видное только ему, снова скользнул вперед, нагнулся над тем, что лежало на земле, вскрикнул:
— Мехец!
Белая Птица встал рядом с ним. Бубен в его руках выл, как северный ветер.
Горькая Ягода поднял невидимую тяжесть на плечи и, согнувшись под ней, двинулся вдоль ряда воинов по широкому кругу. Все молча следили за каждым его движением. Он прошел круг, осторожно опустил ношу на землю, воздел руки к небу и обратился к Великому Духу.
Станислава не понимала, что он говорит. Распевные, тягучие слова, казалось, принадлежали другому языку и другому миру. Но стоящие рядом с ней внимательно слушали. Они дышали, как люди, идущие по глубокому снегу. Они переживали танец колдуна так, будто сами танцевали его.
Голос Горькой Ягоды звучал все глуше и глуше, превратился в неясное бормотание и наконец умолк, заглушенный бубном. И тогда колдун снова сорвался с места и полетел вокруг костра. Он летел, как огромная хищная птица, как тень. Бубен в руках Белой Птицы неистовствовал.
И тут до Станиславы дошел смысл танца. Горькая Ягода не просто кружился, подхваченный яростным ритмом. Он рассказывал! Каждое движение, каждый шаг, каждый жест рук повторяли то, что произошло с ней три года назад на берегу уснувшего подо льдом ручья, когда она перешла границу Канады. Колдун и его помощник изображали ее, холодный заснеженный лес и охотников — Большое Крыло и Рваный Ремень. Горькая Ягода показывал всем, как она, обессиленная, свалилась в сугроб и лежала, отрешенно глядя на звезды и ожидая смерть, как те двое нашли ее след, как приблизились, подняли и принесли в лагерь.
