— Да ладно тебе, не смейся! — нахмурясь, неохотно ответил Явор, досадуя на себя и избегая смотреть ей в глаза. — Сама знаешь, я в княжескую дружину просился, да тысяцкий меня не отпустил.
— Нельзя, нельзя тебе отсюда уходить! — воскликнула Медвянка в преувеличенном испуге. — Князь ушел — еще полбеды, а вот ежели прознают печенеги, что Явора-десятника в Белгороде нет, — вот тут и жди набега!
— Помолчи, беды накличешь! — прервал ее Явор. — В прошлое лето не видала ты печенегов близко, а то бы не смеялась.
И до размолвки Явор не позволил бы Медвянке смеяться над этим — слишком хорошо знал, каким трудом и какой кровью достается мир для русских городов. Он нарочно говорил с девушкой резко: надеялся, что она смутится, пусть даже рассердится, только бы отвела свои блестящие, смеющиеся глаза.
— А я и не над ними смеюсь! — быстро ответила Медвянка, игриво поводя глазами. Она была довольна, что вызвала-таки Явора на разговор, но лукавый русалочий дух толкал ее и теперь все делать ему наперекор. Раньше Явор искал ее взгляда — она отворачивалась. Теперь он отворачивался, а она заглядывала ему в глаза, наслаждаясь замешательством этого сильного, гордого и такого уважаемого, как оказалось, человека. Она уже убедилась, что не утратила власти над ним, и совсем повеселела. Пусть она и не так хороша, как Забава Путятична, но свое у нее не отнимется!
— А над кем же? — Явор наконец глянул ей в глаза — так сурово, словно хотел отбросить ее этим взглядом, — решительно положил руки на пояс и подвинулся к ней. Своего он достиг — Медвянка живо отскочила в сторону.
— Пошел молодец на войну с топором,
Разбил молодец кисель с молоком!
А кашу-горюшу в полон захватил,
Пироги-вороги все сказнил! —
задорно пропела она, приплясывая на месте.
— Медвянко! — закричал от башни старший городник. — Куда опять запропала?
Не оглянувшись больше на Явора, Медвянка убежала на зов. Явор вздохнул, с тоской провожая ее глазами. Любовь и гордость боролись в его сердце; он не робел перед врагами, но кареглазая девушка с медово-золотистой косой лишала его сил. Сияющие и вечно смеющиеся глаза Медвянки заворожили, заморочили его, а против ворожбы бессилен меч, бесполезна кольчуга. Медвянка была как ясно солнышко, то жгущее, то ласкающее своими лучами, и нельзя было не любить ее. Она была его несчастьем, его проклятьем, и Явор настойчиво искал в своем прошлом какой-нибудь нарушенный зарок, вину перед богами, за которую они послали ему эту проклятую любовь.
