– Я это улажу. Билеты и валюту вам доставят в аэропорт.
– Хорошо.
Пожав друг другу руки, мы расстаемся.
Заря начинает разбрасывать искры солнца, когда я покидаю контору. Смотрю на часы. Мне осталось три часа, чтобы съездить собрать чемодан и заехать за Берю.
Доезжаю до Сен-Клу. Дверь дома открыта, что внезапно напоминает мне, что я приютил у себя киску. Черт возьми! Хорош я хозяин. Привожу девицу домой, бросаю в тот момент, когда уже собрался сыграть с ней в почтальона и прачку, и в четыре утра собираюсь вытащить ее из постели и выбросить на мокрую парижскую мостовую...
Так не делают.
Поднимаюсь в спальню. Ирэн, ровно дыша, спит блаженным сном, натянув одеяло до подбородка.
У меня не хватает мужества ее разбудить. Я вынимаю из шкафа два костюма и смокинг, опустошаю ящик комода, чтобы взять самое лучшее белье. Прежде чем убежать, пишу записку для провинциалочки:
Дорогая Ирэн,
Уехал в деловую поездку. Очень сожалею. Оставляю Вам ключ в почтовом ящике в саду.
Кратко, сильно, красноречиво, и сказано все, что хотел сказать. Это первый раз, когда Сан-Антонио, приведя к себе бабу, сматывается, не организовав ей космическое путешествие на борту его корабля с твердотопливным двигателем. Не надо об этом думать, иначе...
Я уезжаю. Курс – дом Берю.
Когда я останавливаюсь возле дома Толстяка, консьержка в бумазейном халате и с волосами, обвязанными платком, волочит по тротуару мусорный контейнер.
Заметив меня, она чешет пониже спины. Это зрелая дама, но ее явно никто не хочет срывать.
Я на всякий случай заглядываю внутрь контейнера – вдруг там Толстяк. Но его нет, и я направляюсь в подъезд, весело бросив церберше: «Что, дышите свежим воздухом?»
– Вы к Берюрье? – окликает она меня.
– Да.
– Я вас знаю, – уверяет она. – Вы его начальник?
– Точно.
– Их здесь нет!
Я останавливаюсь в подъезда.
– А где они?
– Летом они живут за городом у свояченицы.
– Где?
– В Нантерре. Желаете адрес?
– Еще бы!
Она закрывает глаза и декламирует:
– Авеню Женераль Коломбей, дом двести двадцать восемь.
– Тысяча благодарностей.
У меня остался час на то, чтобы смотаться в Нантерр, схватить Толстяка и доехать с ним до Орли. Это вполне осуществимо.
Пятнадцать минут спустя я оказываюсь перед домом, находящимся недалеко от старого завода «Симка». Вот, оказывается, что в семье Берюрье называется «жить за городом». Впрочем, воздух здесь действительно отличается от парижского, потому что с другой стороны дома находится химический завод.
