Я представляюсь им, и они успокаиваются.
– Вас вызвали по радио? – спрашиваю.
– Нет, мы проезжали мимо...
Я присаживаюсь на корточки рядом с Берю. Он фиксирует на мне глаза, налитые кровью. Его пучки лезут из витрины.
– Послушай, Толстый, он вырубил тебя до того, как ты должен был во второй раз связаться с полицией?
– Да! Ах! Тетушка, – пускает пузыри Берю. – Я только начал их вызывать, совсем забыв про это ничтожество. И вот получаю плюху, которая сбивает меня с катушек.
Я взбешен. Вывод ясен, по дороге на Париж нет кордона. Я лезу в тарантас, не обращая внимания на остатки дыма, стелющегося по полу, и связываюсь с дорожной полицией.
– Есть новости на дороге в Шартр?
– Ничего! Мы всех подняли на ноги!
Я не настаиваю: меня оставили с носом, поздно
– Очень хорошо, – говорю я. – Проверьте еще раз и, если будут новости, вызовите «Пятьсот тридцать!»
Мне кажется, что внутренность фургона снова пригодна для обитания. Я сажаю Кайюка и Бадена назад, рекомендуя последнему оставить дверцы открытыми и внимательно следить за арестованным. Бензен помогает Толстому устроиться впереди. Я разворачиваюсь, чтобы вернуться в Рамбуйе. Мое возмущение не знает границ, в этом я настоящий Шарль Квинт32. Так опростоволоситься, упустить этих типов из-под носа. Когда обкладывают берлогу, то сначала блокируют входы-выходы. Чтобы крепость пала, ее надо окружать, как жених окружает заботой невесту, вы прочтете это в любом военном учебнике, в котором говорится об уходе за детьми младенческого возраста.
– Как он меня двинул! – охает Берю, растирая свою тыкву. – Ох! Мама моя!
– Лучше бы он размозжил тебе башку, – мечу я громы и молнии. – Когда видишь таких недоумков, как ты, хочется пожелать, чтобы земля была им пухом! Из-за тебя все накрылось!
– Из-за меня! – краснеет Пузырь. – Скажи, что ты шутишь! Это что, по моей вине у меня такая красная рожа?
– Ты не уследил за майлордом!
– Он был в браслетах, я думал...
– Вот именно, ты думал! А когда ты начинаешь думать, все идет на перекосяк.
– Это случайность! – делает ударение Толстый. – Ты хочешь, чтобы я одновременно выполнял ювелирную работу и возился с радио, а вы бы втроем прохлаждались в кабине.
Я не настаиваю, потому что в сущности он прав. Мы так быстро отъехали, что все кое-как набились в кабину. Все, кроме гомункулуса Пино, который запутался в кабеле.
Мы снова перед владениями Кайюка. Пинюша не видно на горизонте. Мы проходим в дом, и с некоторым облегчением я обнаруживаю своего выдающегося собрата по профессии устроившимся в кресле гостиной с бутылкой «Дюбоне».
