– Я узнала эту страшную новость, – говорит она. – Бедный доктор... Это не могло закончиться иначе! Это замечание мне нравится. Ее маленькие глазки блестят.
– Садитесь, – предлагает она и добавляет так от души, что я не могу отказаться: – Выпьете со мной рюмочку водочки?
– С удовольствием.
Она открывает старый, почерневший от времени буфет, в котором я замечаю яркие коробки от печенья, тарелки, стеклянные безделушки. Все аккуратно расставлено.
– А может быть, лучше вербеновой настойки моего изготовления?
– Как хотите, мамаша.
Она достает крохотную скатерку, размером с носовой платок, и аккуратно расстилает ее на навощенном столе, стараясь, чтобы вышитый на ней рисунок был повернут в мою сторону.
На нее она ставит два стакана сиреневого цвета и квадратную бутылку, в которой плавает веточка вербены.
– О чем вы хотели меня спросить? – говорит она. Я смеюсь.
– Выходит, вы не возражаете ответить?
– Ваша работа задавать вопросы, моя – отвечать на них, верно? Так какие тут могут быть церемонии?
– Вы давно убираетесь у Бужона?
– Да уж лет пятнадцать... Тогда у бедного доктора была хорошая клиентура... Он был молодой, деятельный, серьезный. А потом мало-помалу стал пить. Сначала бургундское. Повсюду были бутылки. Но его печень не выдержала, и он начал употреблять наркотики.
– С тоски?
– Да... Во-первых, потому, что не мог утешиться после смерти жены, а во-вторых, из-за того, что его дочь пошла по кривой дорожке.
– В каком смысле?
– Изабель настоящая проходимка. Этот неологизм меня очаровывает.
– А что вы понимаете под «проходимкой»?
– Будучи студенткой, она путалась с мужчинами старше себя... Потом скандалы... Однажды ее забрали в участок за шум в ночное время, в другой раз судили за оскорбление полицейских. Видите, что она за штучка.
– Вижу. Кстати, я представлял ее себе как раз такой.
– Надо также сказать, что доктор Бужон никогда ею не занимался.
– Ну конечно... Одинокий мужчина, наркоман. И что же Изабель?
– Она практически разорила своего отца. Каждый день у них бывали сцены из-за денег. Она швыряла их налево и направо. Когда у доктора ничего не осталось, она сошлась с тем длинным типом в кожаном пальто.
– Парьо?
– Кажется, да. Да, так его фамилия. Тогда доктор рассердился и выгнал ее. Он швырнул ей в лицо ключи от дома в Гуссанвиле, сказав, что не хочет выкидывать ее на улицу, но и слышать о ней тоже больше не хочет! Я была в это время в столовой и все слышала. Она подняла ключи и насмешливым тоном сказала «спасибо».
