,–сказала она.
– Buenos dias, senora,– откликнулся я.
Откуда-то из-под сиденья она выхватила сумочку, величиной с небольшой сундук, и принялась искоренять ущерб, нанесенный ночным сном ее лицу. Насколько я мог судить, ущерб был невелик, потому что кожа ее лица была гладкой, как лепесток магнолии. Убедившись, наконец, что теперь она не подведет свой пол, женщина отложила сумочку, поудобнее втиснула в кресло свое большое тело и обратила на меня взор блестящих добрых глаз.
В моем заклиненном положении бежать было невозможно.
– Куда вы едете, сеньор? – спросила она.
– В Жужуй,– ответил я.
– О, Жужуй? – сказала она, широко раскрыв темные глаза и подняв брови, словно Жужуй был самым интересным и желанным местом на свете.
– Вы немец? – спросила она.
– Нет, англичанин.
– О, англичанин? – произнесла она удивленно и восхищенно, словно в том, что я англичанин, было нечто действительно особенное.
Я почувствовал, что наступила пора принять более деятельное участие в разговоре.
– Я совсем не говорю по-испански,– пояснил я,– только самую малость.
– Но вы говорите красиво,– сказала она, похлопывая меня по колену, а потом добавила:– Я буду говоритъ медленно, чтобы вы могли понимать.
Я вздохнул и отдал себя в руки судьбы; единственный выход, который у меня оставался,– это выпрыгнуть в окошко слева. Выяснив, что мои познания в испанском ограничены, она пришла к заключению, что я лучше пойму ее, если она будет кричать. Вскоре весь самолет был в курсе наших секретов. Как оказалось, ее звали Роза Лиллипампила, и направлялась она в Сальту навестить женатого сына. Они не виделись три года, и встреча обещала быть очень горячей. К тому же она впервые путешествовала самолетом и радовалась этому, как ребенок. Она то и дело прерывала свой разговор пронзительными криками (от которых более нервные пассажиры вздрагивали) и наваливалась на меня грудью, чтобы посмотреть в окно на достопримечательности, проплывавшие внизу. Несколько раз я предлагал ей поменяться местами, но она не хотела и слышать об этом. Когда стюардесса принесла утренний кофе, она стала шарить у себя в сумочке, чтобы заплатить, и, узнав, что угощение бесплатное, обрадовалась так, словно благожелательная авиакомпания предлагала ей не мутную жидкость в довольно грязном бумажном стаканчике, а целую бутылку шампанского.
Вскоре загорелись красные лампочки – мы приземлялись для заправки еще в каком-то безвестном городке. Я стал помогать своей спутнице застегивать на ее непомерной талии привязной ремень. Это была трудная задача, и веселые взвизгивания женщины разносились по всему салону, отражаясь эхом от стен.
