Наблюдая за играми лемуров, я не переставал восхищаться скоростью и ловкостью их движений. Но по-настоящему оценить их ловкость и скорость я смог лишь тогда, когда однажды вечером зверек улизнул.
Галаго только что закончили трапезу, и я убирал пустые миски, как вдруг один из них шмыгнул через приоткрытую дверцу прямо мне на руки, добежал до плеча и прыгнул на крышу клетки. Я попытался схватить его за кончик хвоста, но он отскочил, словно резиновый мячик, и повис на самом краю крыши, наблюдая за мной. Я осторожно приблизился, но только сделал резкое движение, пытаясь схватить зверька, как он снова удрал от меня. Он взлетел, словно перышко, на высоту восьми футов на опорный столб шатра и повис там как приклеенный. Я полез за ним; играя со мной в кошки-мышки, чертенок дал мне приблизиться, но затем неожиданно, используя мое плечо вместо трамплина, перескочил на крышу другой клетки. Так я гонялся за ним добрых полчаса. Я взмок и устал, а зверек все больше входил во вкус. Поймать его мне удалось только чудом. Он прыгнул на кучу старых ящиков, а оттуда на москитную сеть над моей постелью, очевидно сочтя ее чем-то твердым. Куда там! Сеть провисла, и вот он уже в ней забился! Прежде чем он выпутался, я уже сгреб его. С тех пор я открывал клетку галаго с величайшей осторожностью.
Глава четвертая,
В КОТОРОЙ МЕНЯ ЗДОРОВО ПОКУСАЛИ БАНДИТЫ
Если бы вы прошли мимо соседней с галаго клеткой и услышали доносящиеся оттуда жуткие звуки, то непременно сочли бы, что там находится, по меньшей мере, пара тигров или других не менее свирепых и страшных животных. Рычанье, визги и хрипы в сочетании с ворчаньем и урчаньем слышались оттуда в любое время суток. Виновниками этого ужасного шума были, однако, не тигры и не львы, а три маленьких, чуть побольше морской свинки, зверька вроде мангустов. Но при малом своем росте они были куда шкодливее всех остальных моих питомцев, вместе взятых, за что я совершенно справедливо окрестил их Бандитами.
Когда они попали ко мне, глаза у них только что прорезались, и каждый был размером с небольшую крысу. У них была рыжеватая, сильно свалявшаяся шкурка и розовые, будто вырезанные из школьного ластика, носики, которыми они с любопытством обнюхивали все, что попадалось у них на пути. Выкармливать их оказалось непростым занятием: они были еще слишком малы, чтобы пить из бутылки, и мне приходилось обертывать вокруг палки вату, окунать в молоко и так поить. А выпивали они куда больше, чем любой известный мне детеныш, так что представьте себе, какая с ними была морока.
