Коломнин же, быстро запутавшийся в мудреных названиях, перешел по соседству, к цветочнику, у ног которого стояла широкая, словно тазик, корзина с тропическими цветами. – Ай вонт ту! – Коломнин требовательно обвел пальцем вокруг корзины. Ему хотелось сделать для Ларисы что-то особенное. – Хау…как это? Хау матч?
– Ту?! О! Сиксти долларс!
– Сиксти? Это, стало быть? Ван, ту!..– он перебрал пальцы. – Шестьсот, что ли?!
– Йес, йес! Сиксти!
Коломнин помертвел: ни на что подобное он не рассчитывал. В кармане едва набиралась сотня долларов. Да и, честно говоря, названная сумма превышала всю оставшуюся в отеле наличность.
Но отступать было поздно, – подошедшая Лариса с любопытством прислушивалась к разговору.
– А! Где наша не продадала?! – Коломнин сорвал с руки «Роллекс», купленный полгода назад с банковской премии: президент банка внушал высшему менеджменту, что часы, наряду с ручкой и галстуком, – лицо банкира. – Вот это стоит девятьсот долларов. Девятьсот, понял?! Отдаю!..Погоди, как девятьсот на твоем поганом языке будет?
Он мог бы не затрудняться. Продавец, затаив дыхание, нетерпеливо тянулся к часам: тайцы давно научились разбираться в дорогих вещах.
– Пойдем отсюда, Сережка! – Лариса подхватила спутника за руку. – Стоит ли тратить сумасшедшие деньги на прихоти?
– Стоит! – упрямо заверил Коломнин. – На тебя – стоит!
Лариса улыбнулась:
– Тогда, раз уж решился, перестань мучиться и дай ему шестьдесят долларов. Уверяю тебя, останется доволен!
Она посмотрела на озадаченное его лицо и расхохоталась:
– Языки учить надо, юноша! Сиксти – это как раз шестьдесят. Добавь пять долларов, и цветы доставят прямо ко мне в отель, – она обменялась с разочарованным продавцом несколькими репликами на английском и увлекла кавалера дальше. – А вообще – спасибо.
– За цветы-то? Оно того не стоит.
– За цветы тоже, – Лариса поколебалась. – Расскажу все-таки. Подобное у меня было один раз. Я была студенткой, и меня тогда изо всех сил обаял один аспирант. Все замуж звал. А я… хоть и нравился, но вертихвостка та еще была. Так что динамила от души. И как-то затащил он меня в меховой салон. Решил подарить шубу. А сам-то, я знала, жил в общаге, помощь от родителей не принимал, хотя все были в курсе, что батюшка вполне при больших деньгах. По ночам какие-то фуры разгружал, чтоб было на что угощать. Единственно – на День рождения перед тем ему отец «девятку» подарил. Перламутр. Тогда это самый писк был. Против машины не устоял – принял. Очень гордился. Хвоста распускал, когда по Москве рассекали. Вот на ней и подъехали. Только не в тот отдел черт его дернул зайти, – в шубах-то не разбирался. Так что примеряла я норку. Смотрелась, видно, удачно. Он аж зарделся:
