Ирония ситуации заключалась в том, что мать моя, во-первых, успела уже распроститься со своей девственностью, а во-вторых, была без ума от рыцарей. Они для неё были всё равно что боги, спустившиеся с небес. И эта компания могла бы запросто добиться от неё чего угодно, стоило им только шепнуть ей пару ласковых словечек да угостить лакомой едой и выпивкой со своего стола. Не уверен, что она с лёгкостью согласилась бы уступить вожделениям всех шестерых... Хотя, впрочем, меня и это не удивило бы. Но подобное было не в их характере. Они, эти, с позволения сказать, благородные сэры, привыкли всего добиваться силой. Разумеется, со знатными леди они держались галантно и предупредительно, но церемониться с трактирной служанкой, заигрывать с ней, добиваясь её благосклонности, – это, по их мнению, было уж слишком... Видимо, им вдобавок ко всему ещё и жаль было времени на уговоры – с непредсказуемым результатом. Короче, с их точки зрения, Маделайн заслуживала только одного – чтобы ею воспользоваться, не спрашивая её согласия, как им заблагорассудится. Ведь именно так они уговорились со Строкером.
И они один за другим её насиловали, прямо там, на кухонном столе. Его поверхность, изрезанная ножами и кинжалами многочисленных посетителей, царапала её голые ягодицы, на груди и рёбрах появились синяки от соприкосновения с доспехами рыцарей, которые, удовлетворяя свою похоть, нимало не заботились о том, чтобы не причинять Маделайн лишних страданий. Что же касается той части её организма, которой досталось больше всего, то сперва, во время первых двух или трёх соитий, Маделайн испытала в нижней части живота резкую боль, но потом всё её тело утратило чувствительность, а сознание погрузилось в туман. Оно просто отключилось под натиском впечатлений, которые в нём не умещались.
Вот такому развлечению предавались шестеро рыцарей короля Рунсибела Сильного в ту ненастную ночь. Они поочерёдно насиловали Маделайн на длинном столе, сдвинув в сторону кружки с недопитым элем. И даже тот из них, кто и рыцарем-то не был, тоже овладел ею, а потом они проделали это снова, один за другим.
Маделайн давно уже не пыталась им сопротивляться. Она лежала на столе совершенно неподвижно, словно воловья туша, словно мешок муки или груда зёрна, и мысленно пребывала в волшебном царстве, где её окружали танцующие единороги, а она, невинная и добродетельная леди, протягивала им ладони, которые они, приближаясь к ней поодиночке, несмело трогали кончиками языков. А поблизости от неё, на большой поляне, птица феникс снова возродилась из пепла, закинула вверх голову и испустила свой победный клич, который донёсся даже до огромного пурпурного дракона, парившего в необозримой вышине на распростёртых крыльях.
