— В костюме и туфлях? — переспросил мужик и усмехнулся. — Нет, браток, женщин в туфлях я тут никогда не видел. Здесь в основном в купальниках ходят.
— Иногда и без купальников, — добавил другой, кидая карту.
— А вот со стороны мыса, как и ты, дед пришел. Минут пятнадцать спустя, как яхта отвалила. Прикурил у меня трубку с таким, знаешь, мундштуком, как крючок у вешалки, и пошел в поселок.
— Дед?! — невольно воскликнул я. — В тельняшке и военных брюках?
— В тельняшке, да, — кивнул мужик. — А вот брюк не помню.
— Седой, с боцманской бородкой? Внешность такая колоритная, как у старого пирата?
— Что-то вроде того.
— Это Караев, — вслух подумал я. — Капитан той яхты.
— Как же яхта могла без капитана уйти? — с сомнением спросил мужик.
Я не ответил и, не попрощавшись, думая над тем, что услышал, побрел в поселок, на автостанцию. Выходит, Караев не плавал на Дикий остров. Яхтой управлял кто-то другой. Но не сама же Милосердова вела «Ассоль»?
Я представил себе женщину в строгом деловом костюме, туфлях-шпильках, стоящую в рулевой рубке и вращающую из стороны в сторону штурвал.
— Бред! — сказал я сам себе и сплюнул под ноги.
Я хотел пойти с судакского автовокзала пешком и по пути заглянуть на рынок, но на повороте меня обогнал желтый милицейский «уазик» и резко затормозил, подняв облако пыли. Я уже был готов увидеть выскакивающих из пылевого облака омоновцев в масках и бронежилетах, но все ограничилось лишь физиономией Кныша, выглянувшего из открывшейся двери.
— Подвезти? — спросил он.
— Дурной знак, — ответил я, нехотя подходя к машине.
— Сегодня пока предлагаю, — со свойственным ему черным юмором сказал Кныш, — а завтра, быть может, силой посажу.
Я без особого энтузиазма влез в машину. Володя сидел за рулем, больше никого в «уазике» не было.
— Как идет следствие? — спросил я, когда мы тронулись и понеслись по центральной улице вниз.
— Неважно, — ответил Кныш и поморщился, словно проглотил горькую пилюлю. — Допрашивали работников этой шарашкиной конторы — все только плечами пожимают. Никто не знает, где Милосердова хранила деньги вкладчиков. Такое ощущение, что она их сожрала перед смертью!
Кныш нервничал и делал слишком резкие движения, отчего машина юлила по дороге, как горнолыжник на трассе слалома. Чтобы не припечататься носом к лобовому стеклу, мне приходилось крепко держаться за сиденье обеими руками.
— Видишь, что творится? — кивнул он на перекресток и притормозил.
Толпа людей заполнила тротуар и проезжую часть улицы. Машины, осторожно протискивающиеся сквозь заслон митингующих, протяжно сигналили. Стволы деревьев и угол близлежащего дома были обклеены плакатами с грозными надписями, ругательствами и восклицательными знаками. Несколько немолодых женщин, увидев милицейскую машину, кинулись прямо под колеса. Кныш выругался, остановил машину и приоткрыл дверцу.
