Грешные записки | страница 2
– Тут, – говорит, – Капустин дал мне на дорожку твои рассказы, мы читали их и так хохотали, что чуть самолет не перевернули. – Потом успокоился немного и добавил: – А ты никогда больше не пиши: графоманов и без тебя хватает.
Потом, когда я рассказал Капустину об этом телефонном звонке, он успокоил меня:
– Это Петрович от зависти. А ты пиши, пиши.
Не скрою, это меня взбодрило. Не настолько, конечно, чтобы сразу же приняться за сочинение эпопеи наподобие «Войны и мира», но, как сказал поэт: «все же, все же, все же…»
А тут еще лукавый ввел меня в соблазн поэтического творчества. Схлестнулся я как-то в Доме журналистов с В. Вишневским, который пишет потрясающие одностишия, и так, без обиды, по-товарищески говорю:
– А я тоже могу!
А он мне:
– Ой-ой-ой!
– Ну давай, – говорю, – любую тему.
– Ну, война, – предлагает он мне.
– Пожалуйста, – говорю. – «Я вскинул автомат, а он быстрее», «Схватился за „наган“ и тут же вспомнил», «Война: добыча цинка возрастает». Хватит или еще?
– Да-а…
Чувствую, начинает относиться ко мне более серьезно.
– А про правительство можешь? – спрашивает.
– Пожалуйста: «Уж раз вы президент, так воздержитесь».
– Ну, а про себя?
– Пожалуйста: «Никто ко мне не ходит на могилу», «Я негодяй, но вас предупреждали!».
– Да ты и правда негодяй! Можно, я твои напечатаю как свои?
– Валяй!
Совсем не собирался срывать с головы гения лавровый венок. Меня вполне устраивает собственный головной убор: он хотя бы не бросается прохожим в глаза. Просто после моральной поддержки художника и признания поэтом моего поэтического дарования я в полной мере осознал всю справедливость народной мудрости «не боги горшки обжигают».
«Господи, – мысленно обратился я к Всевышнему, – укрепи и наставь меня на новом пути, по которому я пошел не из-за гордыни, которая мне глубоко чужда, а токмо из искреннего желания освободить своих товарищей от вопроса, который, чаю, надоел и им самим: „Ты пишешь книгу? Ты пишешь книгу?“
Вот, написал. И «не зазрите моему окаянству», ибо «вас предупреждали».
Лефортово
Вряд ли имя швейцарца Франца Яковлевича Лефорта осталось бы в памяти москвичей, если б не слобода на левом берегу Яузы, где стоял триста лет назад полк этого сподвижника Петра Великого. Она так и называлась: Лефортовская слобода. А уж потом этот исторический район стали называть совсем просто: Лефортово. Вот там и прошло мое детство на 2-й Бауманской улице, старое название которой было не совсем благозвучным: Коровий брод.