— Я вот о чем думаю…
— А?…
— Говоришь, ты не понял, что такое «Эне, бене, рес»?…
— Ну… общий смысл.
— Но слова были тебе незнакомы. Верно?
— Ну, да.
— Что означает, что магический перевод, который тут происходит, не действует, когда начинаешь использовать непереводимые по сути слова и фразы.
— Похоже. Та фраза что-нибудь означает?
Джин немного подумал.
— В общем нет.
— Ну, значит, так оно и есть.
Джин нахмурился.
— И все-таки я не понимаю. Ты как будто говоришь на отличном английском — даже на самом настоящем разговорном американском. Но я чертовски хорошо отдаю себе отчет в том, что на самом деле ты на нем не говоришь.
— А мне кажется, будто ты превосходно владеешь нижнеледниковым чавахарским.
— Вот видишь? Чав… чава…
— Чавахарским.
— Для меня это лишь какое-то рычание. Ладно, но… возьмем того типа, которого я встретил первым, попав сюда. Того, который чуть не сбил меня с ног. У него был небольшой акцент. Почему? Почему он не говорил на разговорном американском?
— Не знаю, Джин. — Снеголап задумался. — Может быть, это как-то связано с тем, что мы так быстро подружились?
— Думаешь?
— Угу. По какой-то причине — хотя я понятия не имею, по какой именно, — между нами установилось полное взаимопонимание.
— Согласен. Наверное, в этом все и дело. Если так, то, полагаю, хозяин этого изысканного местечка должен изъясняться елизаветинскими двустишиями.
— Что? Для меня это звучит примерно как «поэзия снежной королевы».
— Вроде того. — Джин поскреб макушку, потом смахнул пыль со своего помятого серого костюма-тройки. — Ты прав. Не понравился мне этот коротышка. Все время орал.
— Мне тоже, хотя у нас не принято плохо говорить о мертвых.
— Мы не знаем, мертв ли он.
— Если бы этот красный попрыгунчик схватил меня, я бы точно скончался — а вообще-то я живучий.
Некоторое время они сидели молча.
Наконец Джин произнес:
— Слышишь?
Снеголап приподнял остроконечное ухо.
— Что?
— Ничего. Все успокоилось.
— Ну и хорошо. Обрел второе дыхание?
— Пятое. Пошли дальше.
— Не хочешь отыскать свой ящик?
— Да кому нужна эта реальность?
Они начали подниматься дальше по лестнице и вскоре оказались на площадке, с которой в разные стороны вели ступени вниз.
— Надо бы подбросить монетку, — сказал Джин.
— Имеешь в виду — бросить кости, что-то вроде этого?
— Там, откуда ты пришел, нет монет? Денег?
— Есть немного. Довольно мало.
— А… Налево?
— Ладно.
По каким-то причинам лестница, уходившая вниз под углом в девяносто градусов, не была освещена. Они спускались на ощупь, спотыкаясь и ругаясь, выходили на площадки, поднимались, опять спускались, шли по коридорам, попадали в тупики и снова проклинали все на свете. Обнаружив еще одну лестницу, они спустились, потом опять поднялись, и все это в полной темноте.
