Дардинель кивнул.
– Испытанный ли боец ты?
– Да приходилось бывать в переделках. Если хочешь, чтобы я что-нибудь показал, избавь меня от этого джентльмена, что вцепился мне в правую руку, и...
– Нету в этом нужды. Желаешь ли верно служить эмиру Аграманту в походе нашем?
А почему бы и нет? Ши решил, что паладинам он ничем не обязан, в то время как согласие, по крайней мере, сохранит ему жизнь достаточно надолго, чтобы что-нибудь придумать.
– Идет. Заносите меня в списки. То есть я хотел сказать, клянусь защищать вашего справедливого и милосердного эмира, и все такое, и так далее, да поможет мне Аллах.
Дардинель снова кивнул, но сурово добавил:
– Не рассчитывай только, что даже если казий признает брак твой с девицей этой законным, сохранишь ты свои права на нее, ибо желаю я, чтобы произнес ты над нею формулу развода. Если покажешь с доброй стороны себя, одарю я тебя шестью другими из пленниц, с лицами, как полные луны. Как зовешься ты?
– Сэр Гарольд Ши.
– Сэр Гарр Аль-Шах? Слышу я чудо: носит он сразу и назарянские, и мусульманские титулы! Как же стал ты военачальником?
– Я их унаследовал, – туманно ответил Ши. – Понимаете, смешанная семья, – добавил он, вспомнив про запутанные родственные отношения обитателей Каренского замка.
С большим облегчением он почувствовал, как разжались вцепившиеся в него пальцы. Нет, понял он оглянувшись, не было ни единого шанса быстро вмешаться в ситуацию и освободить Бельфегору. Слишком уж многие из этой публики держали в руках весьма острые на вид сабли.
Владыка Дардинель, судя по всему, сразу утратил к нему всякий интерес.
– Деву связать, да только полегче, шелковыми кушаками, – распорядился он. – О Медор, прими же нового воителя в свое войско да проследи, чтоб доспехи получил он и оружие. Ответишь мне за него честью своей!
Когда девушку проводили мимо, смотрела она на Медора, а не на него, и Ши ощутил неприятный укол в сердце. На улице было привязано несколько лошадей, одна из которых предназначалась ему. Было чертовски обидно уходить, так и не отвесив трактирщику хорошую плюху, но приходилось вести себя тихо, пока не прояснились куда более важные вещи.
Влезая в седло. Ши поморщился от боли, поскольку после долгой скачки на кентавре мышцы в паху затвердели, как канаты. Правда, в мягких коврах высокого седла они вскоре немного расслабились, и Ши устроился, испытывая разве что чисто номинальные неудобства.
Когда кавалькада пустилась вскачь под палящим солнцем, которое перевалило уже за полдень. Ши пришла в голову мысль, что для того, чтобы заставить его жену спать после этого в кровати, потребуется кое-что посильнее колдовства.
