Гул народного недовольства поведением Нерона продолжал нарастать. С каждой секундой раскаты этого гула все больше и больше напоминали снежную лавину, несущуюся по горному склону.
Для императора наступала трагическая минута. Еще чуть-чуть – и толпа не оставит ему никакого выбора. Он не осмелится умертвить того, кем так восхищается Рим. Ему придется помиловать заговорщика Секста. Но это немыслимо! Совершенно немыслимо!
Нерон молился: боги, пусть очередной бой закончится, наконец, в пользу гладиатора! Секст изнемогает, у него больше нет сил. Он должен пасть! Еще мгновение – и он допустит ошибку, обязательно! Но нет, у Секста откуда-то снова и снова берутся силы!
Раненый раздосадованный фракиец, разбежавшись, прыгает на Секста. Несколько мгновений, сцепившись друг с другом, они борются на краю «Трои». Секунда – и нанизанное на меч Секста мертвое тело фракийца летит вниз под восторженные крики толпы.
– Помиловать! Помиловать! – скандирует амфитеатр.
Даже безучастные до того преторианцы вдруг присоединяются к общему ору. Нерон инстинктивно поворачивается к Флаву – беззаветно преданному ему начальнику стражи. И – о, проклятье богов, его губы тоже вторят толпе:
– Помиловать! Помиловать!
Максимилиан замирает. Его тело напряжено, словно гигантская пружина под многотонным прессом. Еще мгновение – и он порвет кожаные ремни, сковывающее его тело. Помиловать! Помиловать! Помиловать!
Нерон вынужден принять решение. Он встает, подходит к краю ложи. тысячи пар человеческих глаз неотступно следят за каждым его движением. Император протягивает вперед руку. Воцаряется гробовая тишина. Куда пойдет палец – вниз или вверх? Жизнь или смерть?…
*******
Увлеченные зрелищем зрители и не заметили, как в небе собрались тучи. Мучительная духота дня давала слабую надежду на грозовой ливень, но народ уже даже боялся в это верить.
В течение нескольких недель к ряду на земли Рима не пролилось ни одной дождевой капли. Водоемы стали пересыхать, растения жухли под палящим солнцем. Казалось, разгневанные боги решили превратить римские земли в пустыню.
И вот, над замершим амфитеатром гулкими ударами прокатились раскаты грома. Нерон стоял, словно парализованный, не в силах отжать от своего кулака большой палец. Израненный, истекающий кровью Секст смотрел ему прямо в глаза и вдруг начал смеяться:
– Ну что, матереубийца?! Народ молчит. – сенатор обвел взглядом трибуны. – Представился хороший случай сказать ему правду! Назови им имя императора, приказавшего спалить Рим! Назови свое имя, Нерон! Скажи им правду!
