Умереть – это не страшно. Жить и не иметь возможности танцевать, а именно это – слово в слово – означал диагноз рассеянного склероза, для Максима означало пожизненную, чудовищную, нечеловеческую пытку.
В сущности, никчемная болезнь. Поражает молодых людей, жить с ней можно долго и относительно счастливо. Просто в мозге образуются зоны, через которые прекращается передача нервных импульсов. Безделица! Одна проблема – с ней нельзя танцевать!
Весь мир Максима рухнул в одночасье, в одно мгновение. Его, как маленькую деревушку у подножья гор, стерло с лица земли селевым потоком.
–Это пройдет?! Это пройдет?! – бессмысленно повторял Максим, опираясь на палку двумя руками и глядя на врача в упор, уже заранее зная ответ.
Невропатолог потупил взор, перемялся с ноги на ногу:
Болезнь течет – от обострения к обострению, будут и светлые промежутки…
– Это пройдет?! – голос Максима со рвался на крик. – Это пройдет, я спрашиваю?!
Врач поднял на Максима глаза и посмотрел на него с испепеляющей жалостью:
– Цветочки от ягодок, я думаю, отличить можете? Это – цветочки.
Максим опешил.
– Смиритесь с этим. Дальше будет только хуже. Так что уж лучше сразу это принять. Простите меня, я должен идти, – сухо добавил врач, повернулся и пошел по больничному коридору, оставив Максима один на один с его отчаянием.
Первый приступ болезни был очень тяжелым. Слабость в ногах нарастала с каждым днем. Максиму все труднее и труднее давались обычные шаги. Тремор усиливался, руки не держали даже легких предметов, зрение ухудшилось. Его мучили неприятные, крайне болезненные ощущения во всем теле, особенно в ногах.
Несмотря на сопротивление Максима, Аня добилась госпитализации. Оказалось, что не зря – начались инфекционные осложнения. Максима лихорадило, давление скакало вверх-вниз, начали отказывать внутренние органы. Врачи уже стали подозревать у него злокачественное течение болезни.
Аня проводила с ним круглые сутки. Из сильного и уверенного в себе мужчины Максим превратился в ребенка, который нуждался в полном уходе.
– Ты не должна со мной сидеть. Я справлюсь сам, – Максим повторял это, как испорченная пластинка.
Аня видела – ему стыдно и неловко за себя. Но главное – он не хотел ее утруждать. Никто не обязан ходить за ним, тем более – она. Она должна жить, у нее должна быть своя жизнь. Она не может стать его сиделкой, это неправильно и нечестно.
Аня слушала все это, пропуская мимо ушей. Даже если бы Максим превратился в абсолютную развалину, лишенную способности не только двигаться, но и думать, она все равно осталась бы с ним – до его последней минуты, до последнего его вздоха.
