— Рассказывать я ничего не буду. Хотите — спрашивайте.
— Во-первых, мне нужно знать как и почему вы там оказались. Во-вторых, мне нужен комлог, в-третьих, вы мне скажете имя абонента, которому Перк звонил перед смертью.
— Здесь у нас разговор не получится, — сказал я выдержав паузу и обвел взглядом комнату.
— Все отключено, — сообщил Виттенгер.
— Не-а, давайте где-нибудь на свежем воздухе, а еще лучше, — у меня дома, а то ведь вы и за километр способны все записать, — предложил я.
Он задумался. Поведение Виттенгера меня настораживало. Зачем-то выложил мне все, что знает. И совсем не так я представлял себе допрос в СОБ — один на один, я имею в виду. У Витеннгера был вид игрока, обдумывающего следующую ставку. Наконец он созрел:
— Балкон подойдет?
Я уперся:
— Нет уж, везите меня назад, откуда взяли, — место там спокойное, располагающее к беседе.
— Там на другие темы хочется говорить, — усмехнулся он, — ладно, пойдемте, заберете свое барахло и вперед.
Не ожидал я, что он так быстро согласится.
Перед крематорием было пусто, двери закрыты. Мы прогуливались от его флаера к моему и обратно, и беседовали, как старые знакомые. Правда пять минут назад эти старые знакомые поискали друг у друга подслушивающие устройства. Наверное, со стороны, это выглядело по-идиотски. У меня было две причины приоткрыть ему свои карты. Во-первых, он, если и не мог навесить на меня убийство, то уж продержать неделю-другую в камере вполне способен. И даже обязан. А это означало конец моему расследованию и весьма туманные перспективы продолжить работу в Отделе. Во-вторых…, а во-вторых, он сказал:
— Я могу лишь предполагать, на кого вы работаете, но уверен в одном — огласка вам нужна меньше всего. А я легко могу это устроить.
В глубине души, я надеялся, что еще не все на свете знают, на кого я работаю. Поэтому, необходимо было искать компромисс. Оставался только один вопрос: стоит ли откровенничать с Виттенгером не переговорив предварительно с Шефом.
— Мне нужно переговорить со свои руководством, — сказал я.
— Хотите приберечь информацию для первой полосы? Ладно, валяйте, — позволил он.
Я соединился с Шефом и обрисовал ему ситуацию. Тот велел позвать Виттенгера. О чем они говорили, я не слышал. После разговора с Виттенгером Шеф сказал мне: «Комлог и Франкенберг — это все».
Получается, что, в сущности, я сообщил ему только про Франкенберга. И понятно, почему Шеф велел мне сказать о нем Виттенгеру. Если не сказать, то полицейский начнет сам искать абонента, и даже с учетом того, что задача-то элементарная, за дело возьмется целая армия криптологов и, таким образом, о профессоре узнает не один десяток людей, а это нас никак не устраивало. О пропавших локусах, о моем неудачном посещении профессора и о гномах я не сказал ни слова, но у меня было такое предчувствие, что рано или поздно придется сказать. О взрыве на Укене Виттенгер слышал, но с Франкенбергом не сопоставил.
