В толпе прокатилась новая волна смеха. Потом раздался одобрительный гром аплодисментов. Но Сиверн все еще продолжал держать Энн в объятиях, не прерывая своего долгого яростного поцелуя, так что присутствующие даже начали притоптывать от возбуждения.
В течение всего этого времени Энн упорно пыталась вырваться, но силы были слишком неравны.
Оторвавшись наконец от губ леди Энн, Сиверн поднял ее на руки, понес обратно к столу и со всего размаху плюхнул задом в тарелку ее отца, полную объедков.
– Советую вам получше присматривать за своей дочкой. За ней нужен глаз да глаз, – сказал Сиверн громко и членораздельно, а потом повернулся и направился к выходу.
Опять он заставил людей смеяться. Разница только в том, что на этот раз, он был в этом уверен, они смеялись не над ним самим.
Все это время Тирль и Зарид находились в том же положении, что и в самом начале: он крепко прижимал ее к себе, хотя, собственно говоря, не было особой необходимости ни в том, чтобы закрывать ей рот ладонью, ни в том, чтобы вообще удерживать ее. Поглощенная происходящим в зале, она не пыталась ни кричать, ни вырываться. Тем не менее Тирль предпочитал не выпускать ее из объятий.
Но когда Сиверн усадил Энн в блюдо со свининой и повернулся, чтобы уйти, Зарид отпрянула от Тирля.
– Теперь-то Хью Маршалл уж точно никогда не допустит брака своей дочери с Перегрином, – прошипела она.
– Тихо! – раздался вдруг громовой возглас Хью Маршалла, и все послушно умолкли.
Сиверн остановился на полпути, положив руку на рукоять кинжала и не собираясь, в случае опасности, дешево продавать свою жизнь. Зарид выступила из своего укрытия и встала рядом с братом, приготовившись драться вместе с ним.
Сиверн медленно повернулся лицом к Хью Маршаллу.
Хью стоял, гордо выпрямившись, а когда леди Энн попыталась слезть со стола, он толкнул ее обратно.
– Мне нужно кое-что сказать тебе, Перегрин.
– Я готов вас выслушать.
Больше ни единого звука не нарушало гробовой тишины, царившей в зале. Казалось, сотни людей даже дыхание задержали. Неужели свирепый старый Хью объявит войну несчастному Перегрину за то оскорбление, которое тот нанес его дочери?
Энн торжествующе смотрела на Сиверна, скрестив руки на груди, продолжая, однако украшать собой блюдо со свининой, а ногами попав в миску с тушеной капустой. Она вполне могла рассчитывать на то, что этому наглецу отцом уготована по-настоящему позорная смерть.
– Объявляю всем свою волю, – наконец нарушил затянувшееся молчание Хью. – Ты, Перегрин… – Он глубоко вздохнул и обвел взглядом помещение. – Я почту за честь, сэр, назвать вас своим зятем.
